Изменить размер шрифта - +
Роджера и Филипа, а теперь вот еще Софию, Юстаса и Джозефину. Всех дорогих деток. Детей Марсии. Да, я их люблю всем сердцем. Но не забудьте, что бок о бок с этим соседствует идолопоклонство.

Она резко повернулась и вышла из комнаты. У меня осталось чувство, будто своим последним замечанием она хотела сказать что-то такое, что я не вполне понял.

 

Глава XV

 

— Твоя комната готова, — сказала София.

Она стояла рядом со мной и смотрела в сад. В это время года он выглядел унылым, и деревья, листва с которых уже наполовину облетела, раскачиваясь на ветру.

Будто подслушав мои мысли, София сказала:

— Каким заброшенным кажется сад…

Мы все еще смотрели в сад, когда неожиданно из-за тисовых деревьев, образующих живую изгородь, со стороны альпинария появились какие-то фигуры — сначала одна, а некоторое время спустя другая. Они казались бесплотными видениями в опускающихся сумерках.

Первой шла Бренда Леонидис. Закутанная в серый мех шиншилловой шубки, она двигалась осторожно, как крадущаяся кошка. Она проскользнула в сумерках как привидение, вселяющее суеверный страх.

Я разглядел выражение ее лица, когда она проходила мимо окна. На ее губах с приподнятыми уголками витала странная полуулыбка, которую я уже видел однажды, когда был у нее там, наверху. Несколько минут спустя следом за ней проскользнул Лоренс Браун, худощавая фигура которого как бы уменьшилась в размере. Именно проскользнул — иначе я не могу это назвать. Они не были похожи на людей, вышедших на прогулку подышать свежим воздухом. Нет, они делали это украдкой и старались казаться незамеченными.

Не исключена возможность, подумалось мне, что ветка тогда хрустнула под ее или под его каблуками.

Подчиняясь естественному ходу ассоциативного мышления, я спросил:

— А где Джозефина?

— Вероятно, в классной комнате вместе с Юстасом, — отозвалась София и нахмурилась. — Меня тревожит Юстас, Чарльз.

— Почему?

— Он стал такой угрюмый и странный. Он сильно изменился после этого проклятого паралича. Я не могу понять, что у него на уме. Иногда мне кажется, что он всех нас ненавидит.

— Это издержки роста, такая стадия. Перерастет ее — и все пройдет.

— Да, наверное, ты прав. Но все равно мне тревожно, Чарльз.

— Почему, дорогая?

— Наверное, потому, что никогда не беспокоятся мать и отец. Они не похожи на родителей.

— Может быть, это даже к лучшему, дети чаще страдают от вмешательства родителей, чем от их невмешательства.

— Ты прав. Знаешь, я над этим никогда не задумывалась, пока не вернулась из-за границы, но мои родители — действительно странная пара. Отец сознательно с головой ушел в мир невыясненных исторических хитросплетений, а мама чудесно проводит время, разыгрывая сцены. Этот балаган, который устроили сегодня вечером, — мамина затея. Устраивать это сборище не было никакой необходимости. Ей просто взбрело в голову разыгрывать сцену большого семейного совета. Знаешь, она здесь скучает, вот и пытается развлечь себя, инсценируя драмы.

На какой-то момент у меня возникло фантастическое видение: Магда, без малейших угрызений совести отравляющая престарелого свекра, для того, чтобы своими глазами наблюдать, как разворачивается действие драмы об убийстве с ней самой в заглавной роли.

Ничего себе, веселенькая мысль! Я отбросил ее как абсурдную, но ощущение какой-то тревоги осталось.

— За мамой приходится все время присматривать, — сказала София. — Разве можно угадать, что она замышляет.

— Забудь о своем семействе, София, — сказал я настойчиво.

— Была бы рада забыть, но в сложившихся обстоятельствах это немножко трудно сделать.

Быстрый переход