— Когда Роджер понял, что ему уже не удастся предотвратить банкротство, что крах неминуем, он даже испытал облегчение. Да, да. Он беспокоился только о том, как все это воспримет отец, и ни о чем больше. Он так мечтал, что мы с ним заживем по-новому! — Лицо ее было взволнованным, а в голосе чувствовалась нежность.
— Куда вы собирались уехать? — спросил я.
— В Барбадос. Недавно там умер мой дальний родственник, который завещал мне крошечное имение в тех краях — совсем маленькое, и говорить-то не о чем. Но все-таки у нас есть место, куда можно уехать. Конечно, нам пришлось бы отчаянно бедствовать, но мы справились бы с трудностями… ведь на то, чтобы просто прожить, больших расходов не требуется. Мы были бы вместе… без тревог, вдали от всех. — Она вздохнула. — Роджер такой нелепый человек. Его беспокоило бы, что я живу в бедности. Мне кажется, что у него в голове слишком крепко засело отношение Леонидисов к деньгам. Когда был жив мой первый муж, мы были ужасно бедны… и Роджер считает, что я держалась храбро и вообще проявила изумительную стойкость! Он никак не может понять, что я была счастлива… по-настоящему счастлива! Так счастлива я уже никогда больше не была. Однако… я никогда не любила Ричарда так, как люблю Роджера, — добавила она, полузакрыв глаза.
Я понял тогда, насколько глубокое чувство владело ею.
Клеменси взглянула на меня и сказала:
— Ну вот, теперь вам ясно, что я никого не могла бы убить ради денег. Я не люблю деньги.
Я был совершенно уверен в том, что она говорит правду. Клеменси Леонидис принадлежала к числу тех редко встречающихся людей, для которых деньги лишены притягательной силы. Они презирают роскошь, предпочитают аскетизм и с подозрением относятся к любому виду собственности.
И все же некоторые из тех, для кого в личном плане деньги не представляют интереса, могут тем не менее соблазниться их всемогуществом.
— Лично вам деньги, возможно, и не нужны, но, если ими разумно распорядиться, они могли бы позволить осуществить массу интересных начинаний. С их помощью, например, можно было бы финансировать научные эксперименты, — сказал я.
— Сомневаюсь, что вложение финансовых средств могло бы принести большую пользу. Обычно их тратят не по назначению. По-настоящему ценные результаты, как правило, достигаются каким-нибудь энтузиастом своего дела, обладающим энергией и… врожденным даром предвидения. Дорогостоящие оборудование, подготовка и эксперименты никогда не оправдывают надежд, которые на них возлагаются. Расходование средств обычно поручается не тому, кому следовало бы.
— Вам будет жаль расстаться со своей работой, когда вы поедете в Барбадос? — спросил я. — Ведь вы не отказались от своего намерения туда уехать?
— Нет, нет, что вы! Мы уедем, как только полиция нам позволит. И мне ничуть не будет жаль расстаться со своей работой. У меня нет причин жалеть о ней. Естественно, мне не хотелось бы оставаться без дела, но в Барбадосе мне не придется бездельничать. Лишь бы поскорее завершилась вся эта история и мы могли бы уехать отсюда! — добавила она терпеливо.
— Клеменси, — сказал я, — нет ли у вас каких-нибудь соображений относительно того, кто мог это сделать? Само собой разумеется, будем исходить из того, что ни вы, ни Роджер к этому не причастны — у меня нет никаких оснований подозревать вас в этом, — но неужели у вас, с вашим-то интеллектом, нет никакого подозрения в отношении кого-нибудь?
Она искоса взглянула на меня каким-то странным цепким взглядом. Когда она заговорила, в голосе ее уже не было прежней непринужденности. В нем чувствовались скованность и некоторая нерешительность.
— Нельзя строить догадки, это противоречит научному подходу, — сказала она. |