Изменить размер шрифта - +
.. Все эти огни погасли для меня раньше,  нежели
я научился произносить их названия.
     - Так зажгите их снова, - сказал мистер Миглз.
     - А! Легко сказать! Мои родители,  мистер  Миглз,  были  очень  суровые
люди. Отец и мать, чьим единственным сыном я был, привыкли  все  взвешивать,
измерять и оценивать на деньги; и то, что нельзя было взвесить,  измерить  и
оценить, для них попросту не существовало.  Таких  людей  принято  именовать
благочестивыми, но мрачная религия, ими исповедуемая, сводится, в  сущности,
к угрюмой сделке с небом: они приносят в жертву вкусы и склонности, которыми
никогда не обладали, и рассчитывают  получить  взамен  гарантию  сохранности
своих земных благ. Строгие лица, железные правила, наказания в этом  мире  и
угроза возмездия в будущем, ничего светлого,  радостного  вокруг  и  щемящая
пустота внутри - вот мое детство, если можно злоупотребить этим  словом  для
обозначения столь унылого начала жизни.
     - Неужто в самом деле? - отозвался мистер Миглз, чье воображение весьма
тягостно поразила развернутая перед ним картина.  -  Начало  неутешительное,
что и говорить. Но полно об  этом.  Будьте  человеком  практическим,  мистер
Кленнэм, и постарайтесь воспользоваться всем тем  хорошим,  что  еще  у  вас
впереди.
     -  Если  бы  те,   кого   принято   именовать   людьми   практическими,
соответствовали вашему представлению о них...
     - А они и соответствуют, - сказал мистер Миглз.
     - Вы в этом уверены?
     - А разве может  быть  иначе?  -  возразил  мистер  Миглз  в  некотором
раздумье. - Люди практические - это люди практические, и мы с  миссис  Миглз
именно таковы.
     - В таком случае, - сказал Кленнэм с обычной своей печальной улыбкой, -
мое будущее обещает сложиться легче и приятнее, чем я  мог  бы  ожидать.  Но
кончим этот разговор. Вон и катер подходит.
     Катер был битком набит теми самыми треуголками *,  к  которым,  в  силу
национального предубеждения,  столь  неприязненно  относился  мистер  Миглз.
Обладатели голов, на которых сидели упомянутые треуголки, сошли на  берег  и
по крутым ступеням  поднялись  к  бараку,  где  уже  толпились  истомившиеся
ожиданием пленники.  Началось  хлопотливое  выправление  бумаг,  выкликались
имена, скрипели перья, стучали  печати,  шелестели  марки,  лились  чернила,
шуршал песок, и в качестве плода всей этой  деятельности  являлось  на  свет
нечто размазанное, шероховатое и неудобочитаемое. В конце концов  положенные
формальности были исполнены  и  путешественников  отпустили  на  все  четыре
стороны.
     В своем наслаждении вновь обретенной свободой они не обращали  внимания
на сверкающий зной. Разноцветные шлюпки помчали их по водам гавани, и вскоре
они вновь  собрались  все  вместе  в  большом  отеле,  где  закрытые  жалюзи
преграждали доступ солнцу, а каменные плиты, которыми  были  вымощены  полы,
высокие потолочные своды и длинные гулкие коридоры умеряли нестерпимую жару.
Быстрый переход