.. Все эти огни погасли для меня раньше, нежели
я научился произносить их названия.
- Так зажгите их снова, - сказал мистер Миглз.
- А! Легко сказать! Мои родители, мистер Миглз, были очень суровые
люди. Отец и мать, чьим единственным сыном я был, привыкли все взвешивать,
измерять и оценивать на деньги; и то, что нельзя было взвесить, измерить и
оценить, для них попросту не существовало. Таких людей принято именовать
благочестивыми, но мрачная религия, ими исповедуемая, сводится, в сущности,
к угрюмой сделке с небом: они приносят в жертву вкусы и склонности, которыми
никогда не обладали, и рассчитывают получить взамен гарантию сохранности
своих земных благ. Строгие лица, железные правила, наказания в этом мире и
угроза возмездия в будущем, ничего светлого, радостного вокруг и щемящая
пустота внутри - вот мое детство, если можно злоупотребить этим словом для
обозначения столь унылого начала жизни.
- Неужто в самом деле? - отозвался мистер Миглз, чье воображение весьма
тягостно поразила развернутая перед ним картина. - Начало неутешительное,
что и говорить. Но полно об этом. Будьте человеком практическим, мистер
Кленнэм, и постарайтесь воспользоваться всем тем хорошим, что еще у вас
впереди.
- Если бы те, кого принято именовать людьми практическими,
соответствовали вашему представлению о них...
- А они и соответствуют, - сказал мистер Миглз.
- Вы в этом уверены?
- А разве может быть иначе? - возразил мистер Миглз в некотором
раздумье. - Люди практические - это люди практические, и мы с миссис Миглз
именно таковы.
- В таком случае, - сказал Кленнэм с обычной своей печальной улыбкой, -
мое будущее обещает сложиться легче и приятнее, чем я мог бы ожидать. Но
кончим этот разговор. Вон и катер подходит.
Катер был битком набит теми самыми треуголками *, к которым, в силу
национального предубеждения, столь неприязненно относился мистер Миглз.
Обладатели голов, на которых сидели упомянутые треуголки, сошли на берег и
по крутым ступеням поднялись к бараку, где уже толпились истомившиеся
ожиданием пленники. Началось хлопотливое выправление бумаг, выкликались
имена, скрипели перья, стучали печати, шелестели марки, лились чернила,
шуршал песок, и в качестве плода всей этой деятельности являлось на свет
нечто размазанное, шероховатое и неудобочитаемое. В конце концов положенные
формальности были исполнены и путешественников отпустили на все четыре
стороны.
В своем наслаждении вновь обретенной свободой они не обращали внимания
на сверкающий зной. Разноцветные шлюпки помчали их по водам гавани, и вскоре
они вновь собрались все вместе в большом отеле, где закрытые жалюзи
преграждали доступ солнцу, а каменные плиты, которыми были вымощены полы,
высокие потолочные своды и длинные гулкие коридоры умеряли нестерпимую жару. |