-  Сегодня, что ли, пекла? - удивился ведун.

    -  А когда же? Пробуй, горячие еще!

    «Стало быть, и вправду причудилось, - понял Середин, наблюдая за девушкой. - Когда бы она всё успела, если бы ночь тут провела?»

    Даромила выглядела совсем как накануне вечером: платок на волосах, старый выцветший сарафан, но… Что-то в ней изменилось. Теперь она словно вся светилась изнутри, и порхала легко, как по воздуху.

    -  Вставай, боярин! Всё лето проспишь! - Она выскочила наружу.

    Олег поднялся, сунул палец в котел на печи, потом зачерпнул оттуда шайкой воды и вылил себе на голову. Удобно это всё же порой - в бане пожить. Наклонился к пирогам, выбрал румяный пряженец, сунул в рот. Он оказался с жареной капустой и яйцом, чуть недосоленный, но всё равно удивительно вкусный.

    -  Вы поднялись? - заглянула внутрь Даромила. - Или только ты, боярин?

    «Не приснилось…» - сообразил ведун.

    Девушка поставила на лавку снова наполненный кувшин - только пахнущий уже не хмелем, а медом, - пальцами пробежалась, как по флейте, по мужскому Олегову достоинству. Оно немедленно откликнулось, а Даромила, чуть прикусив ведуну ухо, шепнула:

    -  Давай скорее, а то батюшка чего подумает. Мне еще скотину надобно напоить.

    К ночи Середин уже в точности знал сельский трудовой распорядок. Скотину напоить, корму задать - четверть часа перерыв. Птицу накормить, воды в кадки от колодца натаскать, чтобы грелась, бурду для поросят запарить - еще перерыв. Потом гостя обедом попотчевать - тут уже полчаса времени выкраивается. Опять вода, дойка коровы и трех коз, чистка хлева - перерыв. Затопить печь в доме, кашу протомить, корм скотине запарить, золу развести, дабы тряпье завтра постирать - опять передышка. Потом дело к вечеру подходит, а стало быть - Олегу ужин нести пора. И торопиться в темноте уже некуда…

    Проваливаясь в спасительный сон, Середин уже не знал, кто за этот день устал сильнее: Даромила - на работе, или он - не вылезая из-под шкуры.

    Новое утро началось непривычно - с ласкового прикосновения сухих мягких губ к глазам, потом к кончику носа, к губам.

    -  Даромила… - пробормотал Олег, возвращаясь к реальности, попытался поймать ее за руку, но девушка отстранилась:

    -  Смотри, как красиво…

    Ведун открыл глаза: Даромила в расшитом праздничном сарафане крутанулась вокруг своей оси. Под краями кокошника на ее височных кольцах блеснули ярким светом серебряные спирали, окаймляя чуть розоватые жемчужины.

    -  Класс! - вскинул большой палец Олег. Значения этого слова и жеста девушка знать не могла - но поняла, что ее хвалят, зарделась, подбежала, поцеловала гостя в губы и выскочила из бани. Середин усмехнулся: приятно всё-таки доставлять людям удовольствие! Поднялся, выпил принесенного чуть сладковатого сыта, пироги трогать не стал - не чувствовал пока голода.

    Учитывая праздничные ожидания деревенских, Олег надел синюю шелковую рубаху, что была куплена в Белоозере уже так давно - и не вспомнить, опоясался саблей, собрав лишнюю ткань рубахи на спине в одну складку. После небольшого раздумья накинул на плечи не престижный, по местным меркам, бобровый налатник, а изрядно потертую косуху - неудобно всё-таки без карманов обходиться. В правом, как всегда, лежал тяжелый серебряный кистень с выведенной наверх петлей, в левом - кисет с оставшейся новгородской «чешуей». Пригладив волосы, ведун вышел во двор, где опять собралось изрядно соседей, присел на чурбачок на солнышке.