-  Блеск! Так оно даже лучше получилось. Жаль, тебе они самому, наверное, нужны.

    -  Моей малой еще десяти весен нет, - засмеялся кузнец. - Я ей еще не одни смастерить успею. Куда краше этих будут. В Рязани буду, еще раз тайну лака ювелирного вызнать попробую.

    -  Не пробуй, - покачал головой Середин, сворачивая тряпицу с кольцами. - Сколько хочешь за товар свой изящный?

    -  Согласись, сорок белок будет совсем не много.

    -  У меня нет беличьих шкурок.

    -  Тогда девять кун.

    -  И куниц нету. Я же не промысловик, чай сказывал

    -  Чем де тогда платить хочешь?

    -  Серебром, Сбыслав. Думаю, ты не считаешь, что серебро хуже мехов?

    Кузнец скользнул беглым взглядом по пальцам гостя, и ведун улыбнулся уголками губ. Большинство обитателей этого мира больше привыкли считать деньгами не содержимое кошелька, а то, что человек носил на себе. Заплатить за покупки кольцом, перстнем, шейной гривной, монетой с монисто или серебряной пластиной с собственного боевого пояса, золотой пуговицей, пряжкой, наконечником шнурка считалось в порядке вещей. Оттого-то и ходили многие разукрашенными, как попугаи, коли казна позволяла. Не красоты ради - а для демонстрации платежеспособности. Ну, и приобрести если чего захочется - капитал всегда при себе. Точнее - на себе. У Олега же сохранились старые привычки: он сунул руку в карман косухи, достал вышитый кисет и подбросил его в ладони, позволив монетам негромко, но весомо звякнуть.

    -  Персидское?

    -  Новгородское. Чешуя.

    -  Ну, - прикинул кузнец, - две чешуйки в чеканку я точно вбил. И металла еще на две потратил. Жемчужины по чешуе, не меньше стоят. Стало быть, шесть…

    -  Шесть так шесть… - Поскольку работу Сбыслав почему-то включать в счет не стал, Олег решил не торговаться, развязал кисет и отсчитал монетки. - Спасибо тебе, мастер. Золотые у тебя руки.

    Ведун вернулся на двор к шорнику, закрылся в бане и запалил печь. Коли делать нечего - так хоть на огонь полюбоваться…

    Перед самыми сумерками Даромила принесла большую глиняную миску со щами, большой ломоть хлеба, поставила на лавку кувшин:

    -  Батюшка пива свежего сварил. Коли сговорится со сватами-то, пивом заливать надобно. После пива уговор уж не рвут. Ты попробуй. К сватам ведь за стол не пустят.

    -  Спасибо, хозяюшка. Балуешь…

    Олег перевернул одну из шаек, сел перед лавкой, на которой был устроен простенький стол, вынул из чехла ложку. Покосился на девушку. Та почему-то не уходила - слонялась по бане и заглядывала в углы, словно видела их в первый раз.

    -  Жарко тут у тебя, боярин.

    -  Так ведь волхв сказывал, лихоманка жара боится. Вот и стараюсь.

    -  Ох, жарко… - присела на нижнем полке девушка, уронила на пол мягкие черевики и заболтала ногами. - Прямо дышать нечем.

    -  Приходится терпеть. - Середин отвернулся к щам и принялся за еду.

    -  Как же ты живешь так, боярин? Без жены, без дома, без земли.

    -  Живу, - пожал плечами Олег. - Оно ведь, с другой стороны, и спокойнее. Коли нет ничего за душой, то оно и бояться нечего. Потому как нечего терять. Коли в сечу иду - не боюсь, как жена без меня жить станет, на кого хозяйство останется, кто на землю позарится.