Теперь, после первого сеанса, их ждало несколько дней отдыха и восстановления сил. Спускаясь по длинной лестнице, Кервин пытался беззаботно насвистывать какой‑то мотивчик. Теперь ничто не стояло между ним и Таниквель…

Все остальные проснулись раньше и уже собрались в гостиной. Его небрежно, как давно своего, поприветствовали, и в душе у Кервина от этой небрежности всколыхнулась теплая волна; ему вручили бокал шаллана – сладкого, слабо‑алкогольного напитка, к которому он успел пристраститься – и Джефф опустился в свое излюбленное кресло, обводя гостиную взглядом в поисках Таниквель. Девушка сидела у камина с Остером, и они о чем‑то оживленно беседовали. Обеспокоенный, Кервин попытался поймать ее взгляд, и в конце концов ему это удалось. Он едва заметно кивнул – сигнал, который Таниквель хорошо знала – ожидая, что через секунду‑другую девушка извинится перед Остером и пересядет к нему.

Но Таниквель только мимолетно улыбнулась ему и легонько мотнула головой, продолжая оживленно беседовать с Остером и крепко держа того за руку. Кервин был глубоко задет, озадачен и раздосадован. Никогда еще Таниквель не казалась ему такой желанной, как сейчас – когда ее озорной смех, ее нежная улыбка предназначались Остеру. Досада переросла в замешательство, потом в негодование. Как может она так поступать с ним? Так бессердечно дразнить?

Вечер шел своим чередом, а Джефф все глубже погружался в уныние. Кеннард и Раннирл пытались втянуть его в беседу, но безуспешно. В конце концов, предположив, что он, наверно, еще толком не пришел в себя, они оставили Кервина в покое. Элори с Корусом развлекались игрой, похожей на кости, только вместо кубиков бросались резные кристаллические призмочки; Месир штопала. Это был бы идеальный семейный вечер, если бы только Кервина каждый раз не пронзала острая боль, когда он видел Таниквель, склонившую голову на плечо к Остеру. Раннирл изучал какие‑то карты; Кеннард клевал носом. Наверно, добрый десяток раз Кервин говорил себе, что это чистой воды идиотизм, что давно пора встать и уйти; но в душе у него продолжала бушевать буря негодования. И с чего бы это?

Когда Остер поднялся с места наполнить бокалы, Кервин тут же вскочил на ноги, пересек гостиную и схватил Таниквель за руку; Кеннард настороженно вскинул голову.

– Пойдем со мной, – нервно прошептал Кервин.

Таниквель подняла голову – в глазах ее читалось неприятное удивление – и быстрым взглядом обвела комнату. Похоже, ей не хотелось устраивать сцену.

– Давай выйдем на террасу, – предложила она.

Солнце давно уже скатилось за горизонт; туман на глазах превращался в мелкую морось.

– Как хорошо, – произнесла Таниквель, прижимая ладони к щекам. – Как прохладно… Джефф, что с тобой такое? Почему ты так смотришь на меня весь вечер?

– А ты не понимаешь! – обрушился на нее Кервин. – Можно подумать, у тебя совсем нет сердца!

– Ты что, ревнуешь? – Таниквель непонимающе мотнула головой. Джефф привлек ее к себе; она со вздохом улыбнулась и раскрыла губы для поцелуя.

– Я уж давно мог бы догадаться, что ты просто издеваешься надо мной, – хрипло проговорил Кервин, стиснув ее плечи. – Но это было выше моих сил – смотреть, как вы с Остером, прямо у меня на глазах… – Он испустил долгий вздох, в котором смешивались досада и облегчение. Но Таниквель сердито отстранилась; личико ее стало очень серьезным.

– Джефф, я нужна Остеру – как ты этого не понимаешь? У тебя что, совсем нет чувств? Сегодня твой триумф – и его поражение. Неужели ты ничего не видишь?

– Хочешь сказать, что теперь ты против меня?

– Почему я должна быть против тебя? Я хочу лишь сказать, что сейчас нужна Остеру.