– Хочешь сказать, что теперь ты против меня?

– Почему я должна быть против тебя? Я хочу лишь сказать, что сейчас нужна Остеру. Больше, чем тебе. – Она приподнялась на цыпочки, намереваясь в утешение поцеловать Кервина, но тот грубо отстранил ее. Кажется, до него начинало доходить.

– Я не ослышался, Таниквель?

– Да что с тобой случилось, в конце концов? Весь вечер мне до тебя никак не достучаться!

– Я… – выдавил он неповинующимися губами. – Я же люблю тебя. Я думал…

– Ну конечно, я тоже люблю тебя, – нетерпеливо произнесла она. – Джефф, по‑моему, ты просто переутомился, иначе бы так не говорил. Какое тебе, в конце концов, до этого дело – что сегодня я нужнее Остеру?

У него пересохло в горле.

– Ах ты, маленькая сука!

Таниквель отшатнулась, словно от удара. В тусклом свете из окон гостиной лицо ее показалось мертвенно‑белым.

– А ты – грубый эгоист, – огрызнулась она. – Правильно Элори называла тебя варваром! Вы… вы, земляне, считаете женщин собственностью! Да, я люблю тебя, но когда ты не такой бесчувственный чурбан!

– Такую любовь, – болезненно скривил губы Кервин, – можно купить и в портовых барах.

Ладонь Таниквель взметнулась и звонко, жаляще хлестнула Кервина по щеке.

– Ты… ты… – глаза ее пылали, казалось, от негодования она лишилась дара речи. – Я никому не принадлежу, только себе, понятно? Остер был прав, с самого начала прав! – Брезгливо отдернувшись, она устремилась прочь, и в ушах у Кервина быстрой дробью застучали ее шаги, пока она не скрылась в Башне, окончательно и бесповоротно.

Дождь, задуваемый ветром под карниз, начинал превращаться в снег. Джефф смахнул снежинки с пылающей щеки. Что он наделал? Тупой болью заныло желание спрятаться ото всех – и побыстрее. Кервин устремился по коридору, потом вверх по лестнице, к своей комнате. Но, не добежав до двери, услышал за спиной знакомый нетвердый шаг Кеннарда.

– Что случилось, Джефф?

Когда‑то, а сейчас Кервину совершенно не хотелось оказаться под прищуром этих добрых, понимающих глаз.

– Переутомился, – пробормотал он. – Просто надо выспаться.

Кеннард нагнал его и встал перед дверью.

– Джефф, если ты думаешь, что тебе удастся скрыть от нас…

– Проклятье! – вырвалось у Джеффа, и голос его дрогнул. – В этом чертовом месте совсем никакой личной жизни нет, что ли?

– Всемогущий Зандру! – со вздохом пробормотал Кеннард и весь как‑то обмяк. – Послушай, Джефф, я все понимаю: вы, земляне… Ну как мне тебе объяснить? Таниквель…

– Бросьте, – отрывисто произнес Кервин. – Это касается только меня и Таниквель, и никого больше.

– Ничего подобного, – возразил Кеннард. – В первую очередь, это касается тебя и Остера. Послушай, помнишь, что я тебе говорил в самый первый день? Что бы ни происходило в Башне – это касается всех без исключения. Таниквель – эмпат. Неужели ты не понимаешь, что это значит? Неужели ты не понимаешь, что она чувствует, когда улавливает… подобную жажду? Она ведь женщина. А как может женщина, почувствовав такое, остаться безучастной? Не утолить жажды? Черт побери, – заключил он, – если б только вы с Остером понимали друг друга, если б между вами установилась эмпатия – ты бы тоже это ощутил. И понял, в чем дело.

Сам того не желая, Кервин, кажется, начинал улавливать суть. В обществе телепатов, не способных ничего друг от друга скрывать, в такой тесно спаянной группе, как Башенный Круг, эмоции, страсти, желания влияют не только на тех, кто их испытывает, но и на всех остальных.