Отбросив клинок, Кервин рванулся к Остеру и заломил ему руку с ножом за спину; хватка того ослабла, и он выпустил нож. На щеке его был длинный порез, под глазом наливался синяк; из носа, куда Кервин случайно заехал локтем, текла кровь.

Раннирл отступил в сторону и смерил Остера взглядом, в котором читался плохо скрываемый ужас. Тот попытался было приподняться, но Кервин угрожающе махнул рукой.

– Лежи, где лежишь, – приказал он, и Остер подчинился, утирая с лица кровь.

Джефф подошел к окну. Рагана, разумеется, уже и след простыл; отыскать его в лабиринте этих переулков не было ни малейшего шанса.

– Ну вот, за мной еще один должок, – мрачно сказал Кервин, поворачиваясь к Остеру. – Ну что, придумал, почему бы мне сейчас не вышибить тебе мозги?

Остер покачал головой.

– Валяй, землянин, – еле слышно, безнадежно произнес он, – прикидывайся, будто для тебя что‑то значит наш кодекс чести и кровной мести!

– Остер, – сказал Раннирл, – Кеннард одобрил его вызов, дал ему право…

– Убрать сообщника, чтобы мы никогда не дознались правды, и организовать для нас красивое представление. О‑да, неплохо придумано; но ты же сам видел, Раннирл, Джефф узнал его. Что ему еще оставалось делать? Я хотел взять этого шаруга  живым, чтобы мы наконец узнали правду.

«Он врет, – безнадежно подумал Кервин, – он все врет».

– Если бы ты не вмешался, Раннирл, – продолжал Остер, – мы бы наверняка схватили его.

Раннирл с сомнением покосился на Кервина.

– Пошли, – устало произнес тот. – Делать нечего, пора возвращаться. – Остер умудрился снова все запутать, извратить. И Раган ускользнул. Кервин страшно устал, и рука его начинала болеть там, где вошел нож Рагана.

Теперь на улицах было уже не так пустынно, и немало кому довелось подивиться на бредущих гуськом троих комъинов, у одного из которых все лицо было в крови, а у другого рука висела на сооруженной наспех из разорванного рукава перевязи. С каждым шагом усталость от этой нескончаемой ночи все тяжелей и тяжелей наваливалась на Кервина. Когда они добрались до Башни и миновали Вуаль, электрическое покалывание, казалось, забрало последние силы; не глядя по сторонам, Джефф прошаркал через большую гостиную, поднялся по длинной лестнице, поплелся прямиком к себе и громко захлопнул дверь.

В шикарной ванной комнате он стащил через голову импровизированную перевязь и рубашку, неуклюже приподняв правую руку и скривившись в гримасе боли. Кервин сунул голову под струю холодной воды, а когда, отфыркиваясь, выпрямился, усталость никуда не ушла, но в мыслях прояснилось. В ванную бесшумно проскользнул слуга‑кирри  и в ужасе замер, уставившись на Джеффа своими огромными зелеными глазами без зрачков и неодобрительно скривив тонкие меховые губы; потом пробурчав что‑то неразборчивое, кирри так же бесшумно удалился, чтобы вернуться с какой‑то густой желтой мазью, которую наложил на рану, после чего ловко перебинтовал Кервину плечо своими странными, без большого пальца ручками.

Стоило ему закончить, в комнату без стука вошел Остер; Кервин махнул рукой на столик, где был брошен нож Раннирла.

– Если у тебя очередная гениальная идея, вон нож, – сказал он. – Если нет – убирайся к черту.

Остер был бледен; он до сих пор не смыл еще с лица размазанную кровь и то и дело осторожно притрагивался к носу.

– Кервин, я понимаю, тебе есть за что меня ненавидеть, но я должен тебе кое‑что сказать.

Кервин хотел было пожать плечами, но обнаружил, что это слишком больно, и передумал.

– Сильно болит? – поморщившись, поинтересовался Остер. – Кирри  проверили, не было ли на ноже яда?

– У землян такого не принято, – фыркнул Кервин.