– Съехал с катушек? – повторил Кристадулу. – Забавное выражение. – Он откинулся назад, не имея из‑за живота возможности наклониться в другую сторону, и уставился в потолок. – Подумаем... Если Менелай‑Мэнор и съехал с катушек, я бы сказал, в то время, когда принадлежал Дмитрию.

– Кто такой Дмитрий? – уточнил Джек.

– Единственный сын Кастора Менелая. Кастор купил дом в пятидесятых годах. Асторию называли тогда «маленькими Афинами», эллинским раем в центре Нью‑Йорка, куда после войны перебралась масса греков. Я приехал после постройки дома, но о семействе мне кое‑что известно. Дмитрий был младше меня, поэтому близко мы никогда не сходились и, даже если бы были ровесниками, не сдружились бы. Странный был человек.

– В каком смысле? – спросил Джек. – Был приверженцем нетрадиционных культов? Придерживался иной веры?

Кристадулу бросил на него непонятный взгляд:

– Нет. Он был одиночкой. Всегда держался в стороне. Ни друзей, ни подружек. Как в ресторан ни заглянешь – один сидит.

Джек надеялся услышать какой‑то намек на Иное, на Сола Рому, или как там его настоящее имя, какую‑нибудь изощренную анаграмму вроде последней – «М. Аролос», но Дмитрий Менелай даже близко не подходил.

– Почему вы считаете, что с домом что‑то произошло при Дмитрии? – спросил Лайл.

– Потому что он его перестроил. Старик Кастор умер в шестьдесят пятом. От рака поджелудочной железы. Мать Дмитрия скончалась в шестьдесят первом году, дом перешел к нему. Я тогда служил агентом в другой фирме, он явился ко мне за советом, просил порекомендовать каменщиков и плотников для перестройки подвала, выбрал пару рабочих из составленного мною списка. Я считал своим долгом следить за работой, частенько забегал... Странное было дело, – покачал он головой.

Давай, давай, давай, мысленно подгонял его Джек.

– А именно?

– Он велел облицевать подвал огромными гранитными плитами, импортированными из Румынии, из какой‑то «силовой точки», по его словам, что бы это ни значило. Когда‑то из них будто бы была сложена старая, давно рухнувшая крепость, но, если хотите знать мое мнение, я считаю, не крепость, а храм.

– Почему? – спросил Лайл.

– Потому что в некоторые плиты были врезаны кресты.

Джек покосился на Лайла, застывшего на стуле, словно штык проглотил.

– Какие кресты?

– Любопытный вопрос. Необычные. Похожи на заглавное "Т" с горизонтальной перекладиной над вертикальной опорой.

– Тау, – шепнул Лайл.

– Точно! – воскликнул Кристадулу, ткнув в него пальцем размером с кувалду. – Как буква тау. Откуда вы знаете?

Лайл бросил быстрый взгляд на Джека.

– Видели в доме. Разрешите спросить: вы считаете, эти самые плиты с крестами из греческого православного храма?

Кристадулу отрицательно покачал головой:

– Я немало поездил по свету, бывал во многих православных церквях и никогда не видел подобных крестов. Нехорошо таскать камни из храма. Все равно что напрашиваться на неприятности. Это самое и случилось с Дмитрием.

– Имеется в виду самоубийство? – расспрашивал Джек, вспомнив, что Джиа читала об этом в брошюре Лайла.

– Да. У него обнаружили рак поджелудочной железы, он видел, как страдал отец, наверно, не мог вынести мысли...

– Когда это было? – спросил Джек.