– Ой, только больше не надо!

– Не хочешь слушать – не надо, может быть, Джек послушает. Ты ведь тоже сомневаешься, правда, Джек?

– М‑м‑м... – Это еще что такое?

– Я рассказал своему проповеднику, он говорит, никаких духов нету, а бесы в их обличье сманивают у Бога праведников.

– Мне беспокоиться нечего, – буркнул Лайл. – Я не праведник.

– Потому что ни во что не веришь, – с некоторой горячностью заявил Чарли. – Кроме своего неверия. Неверие – твоя религия.

– Может быть. Ничего не поделаешь. Видно, уродился скептиком. Объясни теперь, – обратился Лайл к брату, – где справедливость? Бог сотворил меня скептиком, а тебя верующим, значит, ты станешь праведником, а я нет. Если вера служит входным билетом в вечное блаженство, меня явно заранее обделили. Бог дал мне ум, способный задавать вопросы, но я буду проклят, если им воспользуюсь?

Темные глаза Чарли грустно на него взглянули.

– Обратись сердцем к Иисусу, брат. Кто поверит в Него, не погибнет, а обретет жизнь вечную.

– Не могу. В том и суть. Мне обязательно надо знать. Я не просил, чтоб меня таким сделали, просто такой уж есть. Не могу строить жизнь по тому, что приходится принимать только на веру, веря на слово тем, кто умер тысячу лет назад, кого я никогда не видел. Не могу я так жить. Это не для меня. – Лайл передернул плечами. – До сих пор не совсем верю в чертово привидение...

– Секундочку, – перебил Джек. – То есть как не веришь в привидение? Для чего тогда стены ломать?

– Не то чтобы совсем не верю. Середка на половинку. Не укладываются кое‑какие аспекты.

– Например?

– Скажем, песня. Слышу детский голосок. Разве дух может петь? Или разговаривать, если на то пошло.

– Раз может расколачивать зеркала и писать в пыли, почему петь не может?

– Потому что у призрака нет ни связок, ни легких, подающих воздух. Откуда звук идет?

Джек решил, что знает ответ.

– Я недавно слышал, что звук – воздушная вибрация. Если то самое привидение заставляет зеркало разбиться, то и воздух заставляет вибрировать.

Лайл с ухмылкой кивнул и обратился к Чарли:

– Видишь? Вот что мне требуется. Объяснение, которое можно на зуб попробовать. А не просто услышать: такова воля Божья. Этого недостаточно.

– Достаточно, брат, – возразил Чарли. – Будет достаточно, когда грянут трубы Страшного суда.

– Это ты так думаешь.

– Знаю, Лайл.

– То‑то и оно, что не знаешь. Я тоже не знаю. И ни один из нас не узнает до собственной смерти.

Дело становится скучноватым. Джек прошелся вдоль гранитных плит, проводя ладонью по камню. Холодный. И липкий. Он отдернул руку. На миг показалось, будто под поверхностью что‑то шевельнулось. Он посмотрел на ладонь, на стену – все по‑прежнему. Снова попробовал, вновь почувствовал незнакомую щекотку...

– Что ищешь? – спросил Лайл.

– Просто плиты рассматриваю.

Шагнув к другому камню, он, оглянувшись, заметил, что Лайл пристально на него смотрит. Не просто пристально, а прищурившись, как бы стараясь навести резкий фокус.

– В чем дело?

– Ни в чем, – сморгнул Лайл.

Джек снова повернулся к камням, отыскал на одном крестообразное углубление, разглядел царапины на граните.

– Кажется, грек говорил, что в какие‑то плиты были врезаны кресты?

– Точно. – Лайл подошел поближе. – Медные и серебряные.

Джек провел по царапинам пальцем.

– Видно, Дмитрий их выколачивал без особых предосторожностей.