|
Девушка ничего не успела сообразить, как Реднор схватил ее и швырнул на постель. Ни ласкового слова, ни извинений. Он овладевал ею грубо, жадно, ведомый лишь страхом и страстью. Леа пыталась слабо отбиваться, но недолго. Невзирая на все ее попытки, он словно в тисках сжимал ее слабеющее тело, обжигая ее рот своими горячими сухими губами. Он держал ее настолько крепко, что у нее не было даже возможности вскрикнуть. Буквально через несколько мгновений Реднор глухо застонал, и тело его забилось как в ознобе. Сквозь пелену боли и ужаса Леа услыхала этот стон, в котором было все: и страсть, и истома, и мольба о прощении. Ответить ему Леа не могла: она вся находилась во власти новых ощущении, таких болезненных и непонятных, но чем то невыносимо приятных, почему то не оставивших горечи от поспешности и грубости.
Совершенно неподвижно Реднор лежал рядом с нею. Леа не осмеливалась даже шелохнуться и глядела неподвижно в одну точку, ошеломленная случившимся. Она просто не знала, как себя вести, чтобы не рассердить мужа еще больше. Леа ощущала на губах вкус его жадных губ и привкус собственных слез. Реднор краем глаза видел, как Леа вся сжалась в комок. Сейчас ему было жаль, что он так грубо вел себя с ней. Следовало бы сказать хоть какое то ласковое слово, утешить ее, пообещать, что дальше все будет лучше, и скоро она сама полюбит те ощущения, которые может подарить только страсть. Да, но только если женщина любит, а как можно полюбить его – изуродованного и внешне и внутренне? Несчастное дитя, ведь так можно даже возненавидеть супружеское ложе! Однако сделанного не поправишь. Смог бы он признаться даже себе, что это страх заставил его удовлетворять свою плоть таким варварским поступком, а вовсе не желание подчинить жену своей воле? Потом он, наконец, встал и начал приводить себя в порядок. Вдруг он оглянулся, словно опасался, что их увидят. Жар плоти начал отпускать его, он заметил мелькнувший в глазах Леа испуг, когда он сделал шаг к кровати. – Прошу тебя, опусти юбку, – произнес он, стараясь говорить как можно более спокойно. Леа, придя в себя от звуков его голоса, расплакалась. Ее тихие всхлипывания напомнили Реднору плач маленького беззащитного щенка, которого несправедливо обидели. – Ради Христа, успокойся. Сейчас плакать нельзя. Нам нужно возвращаться к гостям и веселиться. – Кейн легко поставил девушку на ноги и поправил сбившееся на ней платье. Леа послушно вытерла слезы, но ей было совсем не до веселья. Они молча спустились по лестнице. Она вообще теперь не очень то понимала, что творится вокруг. Кто то с ней здоровался, говорил комплименты, но все это происходило словно во сне. Некоторые приняли ее за малолетнюю дурочку; Другие подумали, что она удручена таким неудачным браком. Но, как бы то ни было, ее молодость и нежность были столь притягательны, что все гости, а мужчины и старушки в особенности, отнеслись к ней по доброму. Формальности закончились, и гости вновь разбились на группы. Леа тоже вскоре успокоилась и даже начала с любопытством разглядывать приглашенных. Вот графиня Шрусбери – ослепительно красивая и великолепно одетая женщина: платье – нежно розовое, в жемчугах; в белокурые волосы тоже вплетена жемчужная нитка и точеную шею украшает жемчужное ожерелье. У Леа закружилась голова, когда она представила, сколько стоил весь этот великолепный наряд. Она потупила глаза и от смущения покраснела, когда графиня Шрусбери подошла и заговорила с ней. – Лорду Реднору очень повезло – такое милое личико да с роскошным приданым. Ты уже вступила во владение своими землями? – спросила графиня, не сводя глаз с девушки. Леа еще гуще покраснела в ответ на комплимент, но ей показалось, что столь откровенно интересоваться приданым в такой день было не совсем тактично. – Мне это неизвестно, миледи. Я не знаю, о чем договорились лорд Реднор и мой отец. |
