Изменить размер шрифта - +
 — Проснись!

Меропа со счастливой улыбкой открыла глаза.

— Возлюбленный мой, — еще сквозь сон произнесла она. Потом нахмурилась и пристально уставилась на мужчину.

Она смотрела, будто не узнавала его.

— Это я, Арфаст, — тихо пробормотал бывший ученик Мастера.

Меропа сняла руку с его груди и приподнялась на локте. Ее тяжелая грудь заколыхалась словно бурдюк, наполненный зрелым вином.

— Любимая! — воскликнул Арфаст и, не в силах более сдержаться, страстным поцелуем прильнул к огромному коричневому соску.

— На улице крики! Слышишь? — пробормотал он, с трудом отрываясь от предмета своего вожделения. И вдруг почувствовал, что кровать под ними словно ожила. Она принялась раскачиваться и проседать, дерево заскрипело. Шелковая подушка, набитая мягчайшим пухом, стала жесткой, как солома.

— Меропа! Что это? — завопил смертельно напуганный Арфаст.

— Мяса, я хочу мяса! — тупо промолвила торговка и вонзила крепкие зубы в плечо Арфа-ста. Он заорал и попытался оттолкнуть дочь палача, но поздно — та вцепилась мертвой хваткой. Боль застила Арфасту разум. Он с ужасом посмотрел на плечо из которого хлестала кровь. Его возлюбленная сидела на раскачивающимся ложе, грозная словно богиня Кали, принимающая кровавую жертву. С ее губ, жующих свежее мясо, стекала кровь.

Арфаст очнулся и, истошно завопив, попытался сползти с кровати.

Меропа поймала его за щиколотку и, не обращая внимание на его вопли, втянула обратно на ложе. Приблизив к нему свое лицо с бешеными белками глаз, она сделал резкий выпад и откусила нижнюю губу бедняги.

— Вкусно, возлюбленный мой. Вкусно! — повторяла она, будто в забытьи.

— Меропа… — прошептал Арфаст остатком рта.

В закатившихся глазах дочери палача полыхнуло пламя и она, с ужасным воем набросилась на свою жертву.

Арфаст с побагровевшим от натуги лицом пытался исторгнуть из себя хотя бы один-единственный крик. Но звуки застряли в горле, словно он проглотил колючую рыбу тхану. От кровати уже остались одни обломки, покрывала превратились в лохмотья, а роспись на потолке полностью осыпалась.

Дверь в спальню Меропы вдруг распахнулась, и на пороге появился судья Ахупам. Он был обнажен по пояс, и в руке его был меч. Глаза сверкали огнем, а изо рта текла кровавая пена.

Меропа мгновенно соскочила с Арфаста, и искусанному возлюбленному все-таки удалось вдохнуть немного воздуха. Правда, облегчения это не принесло, потому что мгновение спустя его собственный нос сделался мягким, как сгнившая груша.

— Я не звала тебя! — закричала Меропа и бросилась к судье.

Ахупам взмахнул мечом, в полной уверенности, что услышит хруст разрезаемой плоти. Но раздался только свист воздуха. Несмотря на тучность, дочь палача была весьма проворной. Она схватила руку судьи и шутя сломала ему запястье. Ахупам завопил от боли тоненьким, как у птенца голоском. Дочь палача вырвала у него меч и ловким движением перерезала толстяку горло.

— Он был плохим судьей, — покачала головой торговка.

Тело Ахупама со стуком упало на пол. Кровь из рассеченной гортани брызнула на стену.

— Жди меня, возлюбленный, — крикнула Меропа й взбежала из спальни.

Вряд ли Арфаст ее слышал. Потому что вслед за носом внутрь черепа провалились и его уши. Еще миг — и его тело стало похоже на тающий воск. Терция — и от ученика Мастера Росписи осталась только влажное пятно на истлевшей ткани.

Меропа сбежала по лестнице вниз и увидела двух подростков, слуг Ахупама. Один держал опахало из страусиных перьев, а второй — серебряное блюдо с виноградом. Оба выглядели настолько нелепо, что Меропа не смогла удержаться от хохота.

Быстрый переход