Многие о Наполеоне и не слыхивали.
- Мой-то слышал и запомнит, - отвечал отец, подмигивая в мою сторону.
Доманский совсем падал духом.
- Все на свете идет к худшему, - говорил он, покачивая головой. -
Провизия дорожает, за квартиру готовы содрать с тебя последний грош, даже на
анисовке - и то норовят тебя надуть. Раньше, бывало, с одной рюмочки
развеселишься, нынче же и со стакана не захмелеешь, все равно что воды
напился. Сам Наполеон не дождался бы справедливости!
На это отец отвечал:
- Справедливость наступит, хоть бы Наполеон и не явился. Но и Наполеон
найдется.
- Не верю, - буркнул Рачек.
- А если найдется, тогда что? - спросил отец.
- Нам этого не дождаться.
- Я дождусь, - возразил отец, - а Игнась тем более дождется.
Уже в те времена слова отца глубоко врезались мне в память, но лишь
дальнейшие события придали им чудодейственный, чуть ли не пророческий смысл.
Примерно с 1840 года отец стал прихварывать. Иногда он по нескольку
дней не ходил на службу, а под конец и вовсе слег.
Рачек навещал его ежедневно, а однажды, глядя на его исхудалые руки и
пожелтевшее лицо, шепнул:
- Эх, старина, видно, нам уже не дождаться Наполеона.
На что отец спокойно возразил:
- Я не умру, пока не услышу о нем.
Рачек покачал головой, а тетка смахнула слезу, думая, что отец бредит.
И можно ли было думать иначе, когда смерть уже стучалась к нам в дверь, а
отец все еще поджидал Наполеона...
Ему стало совсем худо, он даже причастился, - как вдруг, несколько дней
спустя, вбежал к нам Рачек в необычном смятении и, стоя посреди комнаты,
закричал:
- А знаешь ли, старина, что Наполеон таки объявился?
- Где? - воскликнула тетка.
- Ясное дело, во Франции!
Отец рванулся с подушек но тут же снова упал. Он только протянул руку
ко мне и, устремив на меня взор, которого я никогда не забуду, прошептал:
- Помни!.. Обо всем помни...
С тем он и умер.
Позже я убедился, сколь пророческими были слова отца. Все мы видели
восход второй наполеоновской звезды, которая разбудила Италию и Венгрию; и
пусть звезда эта закатилась под Седаном, я не верю, что она угасла совсем.
Что мне Бисмарк, Гамбетта или Биконсфильд! Несправедливость до тех пор будет
царить на земле, пока не явится новый Наполеон.
Через несколько месяцев после смерти отца Рачек и Доманский вместе с
теткой Зузанной собрались на совет, чтобы решить, что делать со мной.
Доманский хотел взять меня к себе в контору и понемногу вывести в чиновники,
тетка стояла за ремесло, а Рачек - за зеленную торговлю.
Однако, когда спросили меня, куда бы я хотел пойти, я отвечал: "В
магазин".
- Как знать, может быть, это всего лучше, - заметил Рачек. |