|
- И первый курс провел на самом себе: вылечился от мечтательности. - Весьма похвально, - ответил Вокульский. - Жецкий что-то говорил мне о твоем выздоровлении. - Жецкий полоумный... старый романтик... Это вымирающая порода! Тот, кто хочет жить, должен трезво смотреть на мир... А ну-ка, по очереди закрывай глаза. Делай, как я говорю: левый, правый... правый... Положи ногу на ногу... - Чем ты занимаешься, дорогой мой? - Осматриваю тебя. - Вот как! И надеешься что-нибудь высмотреть? - А как же! - А потом? - Буду тебя лечить. - От фантазерства? - Нет, от неврастении. Вокульский усмехнулся и, помолчав, спросил: - Скажи, а ты можешь вынуть из человека мозг и на его место вложить другой? - Пока что нет... - Ну так оставь меня. - Я могу тебе внушить новые желания... - Они уже есть у меня. Мне хочется провалиться сквозь землю, глубоко-глубоко... как в колодце заславского замка. И еще мне хочется, чтобы меня засыпало обломками вместе со всем моим богатством, чтобы и следа от меня не осталось. Таковы мои теперешние желания - плод всех предыдущих. - Романтика! - вскричал Шуман, похлопывая его по плечу. - Ничего, и это пройдет. Вокульский не отвечал. Он сердился на себя за свою вспышку и удивлялся: с чего вдруг он вдался в откровенность? Глупая откровенность! Кому какое дело до его желаний? Зачем он говорил об этом? Зачем, как бесстыдный нищий, обнажил свои раны? После ухода доктора он заметил в себе какую-то перемену: прежняя абсолютная апатия сменилась каким-то новым чуством. То была неопределенная боль, сначала едва ощутимая, потом быстро усилившаяся и застывшая в постоянном напряжении. В первый момент она была подобна легкому булавочному уколу, а потом непрерывно стала ощущаться в сердце, как какое-то инородное тело, не крупнее лесного орешка. Он уже начал жалеть о минувшей апатии, но вспомнил слова Фейхтерслебена.{359} "Я радовался своему страданию, ибо мне казалось, что я подметил в себе ту плодотворную борьбу, которая порождала и порождает все в нашем мире, где беспрерывно борются бесконечные силы". - Так что же это такое! - спросил он себя, чуствуя, как в душе его апатия сменяется тупой болью. И тут же ответил: - Ага, это пробуждается сознание... Постепенно в его мозгу, все еще как будто застланном пеленой, начала вырисовываться картина. Вокульский с любопытством всмотрелся в нее и различил фигуру женщины в объятиях мужчины... Картина сначала поблескивала фосфорическим сиянием, потом порозовела. |
