|
- Не спорю, прекрасная вещь. Но если пан Старский получает любовь только за прекрасные глаза и усики, то с какой стати кто-то другой должен платить за нее своим именем, состоянием и свободой? - Я перестаю понимать вас, - сказала Вонсовская. - Признаете вы, что женщина равна мужчине, или нет? - В конечном счете - равна, в частностях - нет. По уму и трудоспособности средняя женщина стоит ниже мужчины, а нравственностью и чуствами якобы настолько его превосходит, что это уравновешивает создавшееся неравенство. По крайней мере так нам постоянно твердят, мы в это верим и, несмотря на множество проявлений женской неполноценности, ставим их выше себя... Но поскольку баронесса попрала достоинства своего пола, - а что это так, мы все можем засвидетельствовать, - нечего удивляться, что она лишилась и своих привилегий. Муж порвал с нею, как с нечестным компаньоном. - Да ведь барон - немощный старец! - Зачем же она вышла за него, зачем слушала его любовные признания? - Так вы не понимаете, что иногда женщина бывает вынуждена продаться? - спросила Вонсовская, меняясь в лице. - Понимаю, сударыня, потому что... и я когда-то продался, только не ради богатства, а из крайней нужды. - И что же? - Прежде всего, жена не обольщалась насчет моей невинности, а я не клялся ей в любви. Мужем я был прескверным, но раз уж продался, то считал своим долгом быть добросовестнейшим приказчиком и преданнейшим слугой. Я ходил с нею в костелы, концерты и театры, развлекал ее гостей и фактически утроил доходы с ее магазина. - И у вас не было любовниц? - Нет, сударыня. Я так горько переживал свое рабство, что просто не смел смотреть на других женщин. Итак, согласитесь, что я имею право строго осудить баронессу, которая, продаваясь, знала, что у нее покупают... не рабочую силу. - Какая гадость! - прошептала Вонсовская, глядя в землю. - Да, сударыня. Торговать живым товаром чрезвычайно гадко, а еще гаже торговать самим собой. Но верх бесстыдства - заключая подобную сделку, стараться смошенничать. В таких случаях, если поймают с поличным, последствия всегда неприятны для того, кто попадается. Оба некоторое время молчали. Вонсовская нервничала, Вокульский был мрачен. - Нет!.. - вдруг воскликнула она. - Я добьюсь-таки от вас последнего слова! - Насчет чего? - Насчет разных вопросов, на которые вы дадите мне простой и ясный ответ. - Что это, экзамен? - Вроде того. - Я вас слушаю. По-видимому, она не решалась начать; наконец пересилила себя и спросила: - Итак, вы настаиваете на том, что барон имел право бросить и опозорить женщину? - Которая обманула его? Да, имел. |
