|
- Моя плешь, если кто ее и разглядит, - плод печальной наследственности, а вот ваша седина и брюзгливый характер - плоды преклонного возраста, который я готов, конечно, всячески уважать... В магазин вошла первая покупательница в салопе и шали и потребовала медную плевательницу. Пан Игнаций очень низко ей поклонился и предложил стул, а Лисецкий исчез за шкафами и, вскоре вернувшись, протянул посетительнице требуемую вещь исполненным достоинства жестом, затем написал цену плевательницы на квитанции, через плечо подал ее Жецкому и удалился за полки с видом банкира, который пожертвовал на благотворительные цели несколько тысяч рублей. Спор о плеши и седине остался неразрешенным. Только к девяти в магазин вошел, вернее влетел, Мрачевский, великолепный блондин лет двадцати трех: глаза - как звезды, губы - как вишни, усики - как смертоносные кинжалы. Он вбежал, за ним неслась волна благовония. - Честное слово, уже, наверное, половина десятого! Я ветрогон, я шалопай, ну, наконец, я мерзавец, - но что поделаешь, если мать заболела и мне пришлось бежать за доктором. Я был у шести... - Не у тех ли, которым вы дарите несессеры? - спросил Лисецкий. - Несессеры? Нет. Наш доктор не взял бы даже булавки. Почтеннейший человек... Не правда ли, пан Жецкий, уже половина десятого? У меня остановились часы. - Скоро де-вять, - отчеканил пан Игнаций. - Только девять? Ну, кто бы мог подумать! А я собирался прийти сегодня в магазин первым, раньше Клейна... - Чтобы уйти еще до восьми, - ввернул Лисецкий. Мрачевский устремил на него голубые глаза с видом величайшего изумления. - Откуда вы знаете? - воскликнул он. - Ну, честное слово! У этого человека дар ясновидения! Как раз сегодня, честное слово... мне необходимо быть в городе около семи, хотя бы мне грозила смерть, хотя бы... меня уволили... - С этого вы и начните, - взорвался Жецкий, - и будете свободны к одиннадцати, даже сию минуту, пан Мрачевский. Вам бы графом быть, а не приказчиком, и я удивляюсь, как вы с самого начала не выбрали себе этой специальности. Тогда, пан Мрачевский, у вас было бы вдоволь свободного времени! Кажется, ясно! - Положим, и вы в его годы бегали за юбками, - вступился Лисецкий. - Чего уж там мораль разводить! - Никогда я не бегал! - крикнул Жецкий, стукнув кулаком по конторке. - По крайней мере, хоть раз проболтался, что всю жизнь был растяпой, - буркнул Лисецкий Клейну, который улыбнулся и чрезвычайно высоко поднял брови. В магазин вошел второй покупатель и попросил калоши. |
