Одновременно с ним уходил и
Клейн. В два часа оба они возвращались в магазин, а Лисецкий с Мрачевским
отправлялись обедать. В три часа все снова были в сборе.
В восемь часов вечера магазин закрывался. Приказчики расходились,
оставался один Жецкий. Он подсчитывал дневную выручку, проверял кассу,
составлял список дел на завтра и припоминал, выполнено ли все, что было
назначено на сегодня. За каждое упущение он расплачивался часами бессонницы
и мрачными думами о разорении магазина, о несомненном упадке наполеоновской
династии и о том, что все его жизненные чаяния оказывались попросту вздором.
"Ничего не выйдет! Нет нам спасения!" - вздыхал он, ворочаясь на своей
жесткой постели.
Если день выдавался удачный, пан Игнаций был в приятном расположении
духа. Тогда он перед сном перечитывал историю консульства и империи либо
газетные вырезки с описаниями итальянской кампании 1859 года, иногда же, что
случалось реже, вытаскивал из-под кровати гитару и играл марш Ракоци{19},
подпевая сомнительного тембра тенорком.
После этого ему снились широкие венгерские равнины, синие и белые линии
войск, затянутые клубами дыма... На следующий день он бывал мрачен и
жаловался на головную боль.
Самым приятным днем было для него воскресенье, ибо в этот день он
обдумывал и приводил в исполнение план устройства витрин на целую неделю.
По его понятиям, назначением витрины было не только показать, что
имеется в магазине, но и привлекать внимание прохожих - то последними
новинками моды, то живописным расположением предметов, то затейливой
выдумкой. В правом окне, отведенном для предметов роскоши, обычно помещалась
какая-нибудь бронзовая статуэтка, фарфоровая ваза, полный набор туалетных
безделушек, а вокруг располагались альбомы, подсвечники, кошельки и веера в
соседстве с тросточками, зонтами и несчетным множеством изящных мелочей. В
левом же окне, пестревшем образцами галстуков, перчаток, калош и духов,
главное место занимали игрушки, чаще всего заводные.
Иногда, во время этих одиноких занятий, в старом приказчике просыпался
ребенок. Тогда он вытаскивал и расставлял на столе все механические игрушки.
Был среди них и медведь, карабкавшийся на столб, и петух, издававший хриплое
"кукареку", и бегающая мышь, и поезд, катившийся по рельсам, и цирковой
клоун, который гарцевал на коне, поднимая на руках другого клоуна, и
танцующие пары, кружившиеся в вальсе под звуки невнятной музыки. Пан Игнаций
заводил все эти фигурки и пускал их одновременно. А когда петух принимался
кукарекать, хлопая негнущимися крыльями, и кукольные пары пускались в пляс,
поминутно спотыкаясь и останавливаясь, когда оловянные пассажиры поезда,
едущего неведомо куда, удивленно глядели на него из окошек, когда весь этот
игрушечный мир в мигающем свете газовых рожков как-то фантастически оживал,
- тогда старый приказчик, подперев голову кулаками, тихонько смеялся и
бормотал:
- Хи-хи-хи! И куда это вы едете, уважаемые путешественники? Чего ради
ты, акробат, рискуешь свернуть себе шею? К чему вам обниматься, танцоры?. |