Все тотчас двинулись в сторону дома. Я отправился следом за хозяевами. Урусов по дороге громогласно живописал супруге свои ратные подвиги. Слуги почтительно, окружив господ, внимали хозяину, как положено дворне, подобострастно заглядывая в лица помещиков. Мы всей неспешной толпой вошли в просторный вестибюль, из него в парадный зал. Жили Урусовы на европейский манер, с вощеным паркетным полом, картинами на стенах и вычурной отделки «мебелями», что в начала девятнадцатого века было вполне уместно.

    Я уже насмотрела на дворянские усадьбы, и воспринимал их роскошь без особого интереса. Даже, старался вести себя, примерно как новый русский, после посещения Версаля: «Скромненько, но жить можно».

    В парадную залу вошли только Урусовы и несколько старших слуг и то сразу постарались слиться с интерьером. Николай Николаевич продолжал с восторгом говорить о победах русского оружия, замечательной стойкости наших солдат, но к своей чести, о собственных подвигах не распространялся. Марья Ивановна рассеяно слушала мужа. Было заметно, что она очень рада его возвращению, но война ее совсем не интересует и, она отчего-то сильно нервничает. Я это принял на свой счет. Похоже, что между нами этим летом что-то произошло, только бы знать что!

    По виду княгиня Урусова никак не походила ни на бой-бабу, ни на стерву, хотя как большинство русских женщин, не отказывалась от самого тяжелого беспросветного в женской доле, руководить поступками своего мужа.

    -  Ты только представь себе, мой ангел, французы палят из ружей, кругом свистят пули, - воодушевленно повествовал Николай Николаевич, как вдруг супруга, глянула на него не то что строго, но как-то требовательно и когда он послушно замолчал, спросила меня:

    -  Неужели вы, Алексей Григорьевич, так ничего и не помните?

    -  Совершенно ничего, - покаянно ответил я, - у меня такое чувств, что вас с князем я вижу сегодня впервые в жизни. Такое иногда бывает, когда после контузии.

    -  После чего? - не поняла она.

    -  После удара взрывной волной. Рядом со мной взорвалась вражеская бомба, и меня взрывом ударило о землю.

    Урусова пристально на меня посмотрела. Я глядел на нее невинным агнцем. Она кажется, мне поверила, но на всякий случай, спросила:

    -  И вы даже не помните, как меня лечили?

    Теперь было впору занервничать мне. Марья Ивановна был женщиной бесспорно интересной, но совсем не в моем вкусе, однако чего не случается в жизни…

    -  Совершенно ничего не помню! - твердо сказал я. - Николай Николаевич мне сказал, что у вас были сильные боли? А как вы теперь себя чувствуете?

    -  Хорошо, спасибо, теперь совсем выздоровела, - не вдаваясь в подробности, ответила она и опять переключила внимание на мужа, с нетерпением ожидавшего возможности продолжить рассказ. Однако заботливая супруга не дала ему такой возможности, перебила на полуслове и отправила в покои, переодеться с дороги. Князь, в сопровождении камердинера, тотчас ушел и мы с Марьей Ивановной остались с глазу на глаз. Похоже, сейчас должно было начинаться самое интересное. Княгиня какое-то время молчала, потом спросила надолго ли я лишился памяти.

    -  Это никогда заранее неизвестно, может быть, на несколько дней, а может быть и навсегда, - ответил я.

    -  Значит вы можете все вспомнить?

    -  А что, между нами случилось какое-то неудовольствие о котором вы не хотите помнить? - прямо спросил я, следя за ее взглядом.

    -  Господь с вами! - быстро ответила она, испугано стрельнув по сторонам глазами.