• Возникает проблема внутренней логики. В тексте нам говорят, что оператор должен находиться в пределах видимости куклы, которой он управляет, так же как это демонстрирует Стромболи с Дзанни в последней сцене. В данном случае, однако, если Лили является марионеткой, то как ею управлял Стромболи? Если они сидели в набитой багажом коляске на конной тяге, для Стромболи было бы сложно (хоть и не невозможно) находиться с ними незамеченным.

• Что подразумевает название? Что такое «Кукольный театр»? (Нигде в рассказе не было театра в прямом смысле слова.) Где его проскениум, что он обрамляет? Я думаю, ответ на это таков, что вы должны воспринимать весь рассказ как театр — со Стромболи в качестве режиссёра. В частности, вы можете увидеть, что диалоги и с Лили и с Дзанни спланированы им. В данном контексте разумно сделать вывод, что Стромболи организовал исчезновение второй из лучших пар обуви рассказчика из его комнаты: нечто, не слишком ценное, чтобы переворачивать в его поисках всё вверх дном, но при этом достойное того, чтобы это нечто вернул Дзанни. Последняя фраза романа, в таком случае, означает осознание рассказчиком не своего статуса марионетки в прямом смысле слова, а кого-то, кем Стромболи манипулировал в более общем смысле. И с точки зрения Стромболи кульминацией спектакля является последняя фраза Дзанни, которую я всё больше начинаю считать предупреждением рассказчику об опасностях замены людей марионетками, и, в свою очередь, сильнейшим намёком на то, что Стромболи не так уж доволен кажущейся идиллией своей жизни. В этом случае единственной нерешённой задачей остаётся статус Лили: к какому типу марионеток она относится? Моя гипотеза, в пользу которой я не вижу в тексте доказательств ни за, ни против, такова, что Стромболи может создавать кукол с ограниченным подобием самосознания; но я бы предпочёл найти более явную подсказку в тексте, чтобы понимать, что происходит на самом деле. Это чудесное превосходно подобранное слово кракелюр становится, в конечном счёте, лейтмотивом рассказа, намекая, насколько всё в нём может быть фальшивым.

Есть у кого-нибудь ответы получше? Я понимаю, что избегаю целого ряда вопросов: надёжен ли рассказчик? Надёжна ли, в свою очередь Лили, в заявлениях о Стромболи? Почему рассказчик даёт нам так мало сведений о том, что он сам чувствует? (В этом он чрезвычайно похож на других протагонистов Вулфа.) То, что рассказ объёмом, полагаю, не более 3000 слов способен породить столь массивную экзегезу (и ощущение, что он всё ещё не исчерпан) — всем этим он обязан той плотности информации, которой добивается Вулф в своих лучших рассказах.

Рич Хортон:

Я думаю, ты неплохо всё подытожил в последнем абзаце.

Стромболи, по сути, отдал своё сердце марионетке и теперь сожалеет об этом. Полагаю, можно спросить, должны ли мы допускать то, что он имел отношения (в буквальном смысле) с Лили, или же это такая замысловатая метафора того, что он оставил Марию ради своего искусства, покинув её, чтобы совершенствоваться как кукольник?

Когда Дзанни произносит, «Он также выражает надежду, что сам он этого не знает», я (как, думаю, и ты) считаю это подсказкой: он боится, что рассказчик тоже рискует стать чрезмерно одержимым своим искусством — или, возможно, псевдо-«отношениями» с Чарити.

В данном контексте «вызывающие жалость игрушки взрослых мужчин» стоит воспринимать либо буквально (как надувных кукол или порнографию или даже любовниц), либо фигурально (как хобби, которым они посвящают слишком много времени).

Рассказ, который я уже не помнил, но чрезвычайно рад перечитать — спасибо!

Ещё одно символичное, пусть и весьма очевидное, имя — это названная в честь известного кукольника Тони Сарга планета Сарг.