– Ясно. Садись в машину.

– Я говорю этим старухам, что я тут всего‑навсего управляющий, чтобы они меня не доставали. Им же делать нечего, сядут себе на веранде и давай ворчать. То им цветные не угодили, теперь кубинцы или гаитяне – дескать, шумят под окном, того и гляди, выхватят кошелек, если выйдешь на улицу. «Грауберы», – говорят они про них. «Момзеры», «лумпс». «Гони отсюда этих момзеров, Морис. Не пускай их сюда, и „набкас“ тоже». «Набкас» – это шлюхи. Я скоро уже сам заговорю по‑ихнему, как эти «альмунас» с крашеными волосами. Я зову их райскими птичками, они это любят.

– Я вот что хотел спросить, – прервал его Ла Брава в надежде удовлетворить наконец свое любопытство. – Та женщина, за которой мы едем, – твой партнер?

– Я так понимаю, у леди, которой мы нынче спешим на помощь, какие‑то неприятности, – сказал Морис, оглядывая свою гостиницу, картинно опираясь рукой на свой автомобиль– «Мерседес» старой модели со сдвоенными вертикальными фарами спереди. Когда‑то он был кремового цвета, но теперь краска облупилась. – Я потому и заговорил об этом. Если она начнет говорить насчет гостиницы, ты хоть будешь представлять, о чем речь. Соседний отель тоже принадлежал мне, но я его продал в шестьдесят восьмом. Почему только никто не догадался запереть меня в туалете, чтобы я дождался, когда цены на недвижимость взлетят до небес?

– «Андреа»? Она тоже принадлежала тебе?

– Она раньше называлась «Эсфирь». Я переименовал обе гостиницы. Иди‑ка сюда. – Морис потащил Ла Браву за руку прочь от машины. – При свете фонарей толком и не прочтешь. Смотри, видишь названия наверху? Прочти их вместе, как одно. Что получится?

Целый квартал тесно прижавшихся друг к другу отелей– оштукатуренные здания, выкрашенные в пастельные тона, авангард давно устаревшей моды на берегу Атлантического океана. Каждая гостиница на свой лад воспроизводит декорации тропического курорта: взмывающие вверх стены, скругленные углы, кирпич и стекло, барельефы с пальмами и русалками.

– «Андреа», – прочел Ла Брава. – А там – «Делла Роббиа».

– Нет‑нет, не «Андреа» и «Делла Роббиа». – Морис покрепче ухватил Ла Браву за локоть, тыча указующим перстом. – Прочти вместе.

– Темно совсем.

– Раз я могу прочесть, значит, и ты можешь. Читай подряд: «Андреа Делла Роббиа». Был такой знаменитый итальянский скульптор пятнадцатого или шестнадцатого, не помню точно, века. Эти гостиницы назывались «Эсфирь» и «Дороти» – ну что это за название для отеля в Саут‑Майами‑бич? Особенно в те времена– сейчас‑то никто и внимания не обращает. Наш юг превращается в Южный Бронкс.

– Красивое название– «Делла Роббиа», – похвалил Ла Брава. – Так мы едем?

– Делла Роббиа, – поправил его Морис с ударением на первом слоге, раскатывая «р» на мягкий средиземноморский манер, смакуя звук этого имени, явно наслаждаясь им. – А тот сукин сын, которому я ее продал, – представляешь, что натворил? Раскрасил «Андреа» в белый цвет, буквы вывески написал другим шрифтом, разрушил стиль. Обе гостиницы были раньше такого приятного бледножелтого цвета, буквы темно‑зеленые, и роспись тоже темно‑зеленая, и оба названия читались вместе, как и было задумано.

– А разве кто‑нибудь смотрит туда, на вывеску? – перебил его Ла Брава.

– Считай, что я тебе ничего не рассказывал, – обиделся Морис.