Мирон тогда прокантовался зиму в Адлере, у теплого моря. Денег как раз до весны хватило. А всех делов их заработать — полчаса. Позже Мирона все же посадили. Но не за кидалу. За кражи. А кидала так нигде и не всплыл…

Полтора года назад, освободившись из ростовского изолятора, переехал в другой город, где его почти никто не знал. Сколотив бригаду и выбравшись на трассу, понял: здесь можно заработать хорошо. Главное — не оставлять опасных свидетелей. Прошлой осенью, когда охранник схватился за пистолет, Мирон застрелил его и приказал задушить шофера. Сразу дал понять своей бригаде, что останавливаться ни перед чем не будет. Дела, в общем, шли удачно. И вот теперь эти двое парней: Уфимцев и Деревянко. Надо было срочно исправлять ошибку.

Мирон рассказал ситуацию Вагифу и Ханенку. Оба помощника слушали внимательно и молча. Вагиф — из полукровок. Отец — дагестанец, мать — русская. Через Вагифа установлены надежные связи с Дагестаном и Осетией. В России такое количество товара не сбудешь. Вагиф числился директором брокерской конторы, в которой занимают должности Мирон, Ханенок и другие члены бригады.

И одет Вагиф по-директорски. Темные, аккуратно выглаженные брюки, белая рубашка с галстуком, английские туфли строгого покроя. На запястье матово желтеют золотые швейцарские часы. Типичный шеф небольшой доходной конторы. Он и секретаршу было завел, но Мирон, углядев, чем они занимаются на директорском столе, велел секретаршу немедленно уволить, а на ее место посадить жену Еремы. Баба сообразительная и бойкая вела фиктивную бухгалтерию конторы и исполняла роль диспетчера. Мирон ценил ее больше, чем мужа, туповатого, надутого от сознания собственной силы, бывшего спортсмена-каратиста.

Ханенок, в джинсах и расстегнутой на груди яркой рубашке, неторопливо курил «Кэмэл». Толстые татуированные кисти рук лежали на подлокотниках кресла. Пальцы, тоже в синих разводах татуировки, тихонько постукивали по подлокотнику. Эта татуировка всегда раздражала Мирона. Сам он, отдавая дань традициям, выколол положенные купола, кресты и надписи на плечах и груди, но хоть руки никому в глаза не бросаются. А этот разрисовался как туземец, любой мент сразу видит, кто перед ним.

— Хватить барабанить! Ты, что ли, додумался пистолет полковника в машину сунуть?

— А че?

Пистолет приказал бросить Вагиф, но Ханенок ничего валить на других не привык. Лучше промолчит.

— Хрен через плечо! Надо было в воду его или закопать подальше. Теперь менты догадались, что полковник отстреливался. Все больницы в области перетрясли…

— Это я ему сказал пистолет в машину бросить, — наконец выдавил Вагиф.

Он уже там, на месте, понял свое ошибку, но было поздно.

— Ладно. Что сделано, то сделано. Ты, Вагиф, у нас директор, мать Баклана — твоя забота. Делай, что хочешь, спи с ней, весели ее, но чтобы она сына не искала. Доведи до нее умно, что сынок прихлопнул в драке кого-то из блатных и дружки убитого его ищут. Поймают, сразу башку снимут. Организуй пару звонков ей домой. Подбери образину татуированную, вроде Ханенка, пусть вечерком к ней заглянет, поспрашивает про сына. В общем, шевели мозгами.

— Понял, — кивнул Вагиф.

Они сидели в двухкомнатной квартире, нанятой под офис их фиктивной конторы. На улице уже стемнело. Мирон поднялся, бесшумно прошагал взад-вперед по ковру. Открыл холодильник.

— Выпьем?

— Конечно, — оживился Ханенок.