– Собственно, ты можешь остаться, там ведь мне ничего не угрожает, – сказала Варвара и двинулась по тоннелю.

Сзади послышалось характерное лязганье – скоч, строго выдерживая дистанцию в один метр, семенил следом.

– Раз уж увязался, то хоть фонарик зажги, – приказала ему Варвара.

В защитном коридоре было почти темно, только слабыми пятнышками просвечивали луна и солнышко. Сзади вспыхнул фонарь, и девушка пошла быстрее, ступая по собственной тени. В какой‑то момент ей показалось, что вон там, за черным овалом выхода, начнется вечерняя улица Пресептории, по которой недалеко уже и до Майского Луга, а там и полоска прибрежного сада, и пляж, и лиловый яшмовый монолит под скалой… Она встряхнулась и почти бегом выскочила из тоннеля. Трап как трап. Люк как люк, тоже забран сетчатой защитой, и такая же послушная клавиша справа, чтобы набрать шифр входа, не меняющийся десятилетиями, – незачем. Он ведь от зверей. Она влезла в тамбурную, щелкнула тумблером люминаторов, и потолки на кораблике разом засветились. На полу центральной площадки по‑лягушачьи расположились три киба. Они все видели, все слышали, а толку от них, как от любого подъемно‑транспортного механизма. Перешагнув через одного из них, Варвара направилась прямо в рубку. Сейчас она уже могла признаться себе, что сюда ее погнало не простое любопытство, а смутная догадка. Сейчас проверим.

Она включила корабельный МИМ – малый интегральный мозг, и задала ему предельно простую задачку: воспроизвести звуковой сигнал, принятый от одного из членов экипажа и ретранслированный затем в виде пакета SOS. Щелкнуло, шваркнуло, прошуршало на бешеной скорости, и внезапно на полуслове зазвучал прерывистый, задыхающийся голос. Он был абсолютно незнаком и в то же время ужасно напоминал кого‑то своей мягкой, словно искусственно заниженной хрипотцой. Варвара прослушала раз, ткнула кнопочку повтора и прогнала еще и еще. Задумалась. На пульте уже лежала едва заметная пленочка пыли и несколько трогательных ирисок. Незнакомый ей Иван Вуд, любитель сладкого и обладатель рокочущего баса, задал‑таки задачку…

Она наклонилась над плошкой фона, согревая ее дыханием:

– Сусанин, Сусанин, вызывает Норега…

– Что? – выскочил короткий чмокающий звук. – Только собирался…

– Евгений, ты прослушал…

– Давай быстро, Варька, что у тебя?

– Я на корабле разведчиков. Вуда было очень плохо слышно. Поэтому киб, отправивший фонограмму, одно слово не разобрал и подставил самое близкое по звучанию из всех, ему известных. Я слушала неоднократно, и это слово – не "капибары".

– А что?

– Не разобрать. А догадываться я боюсь…

– Понятно. Пять минут назад я бы тебя попросту обругал за панику. Но сейчас… Мы только что нашли сапог.

– Кого?

– Не кого, а сапог. С правой ноги. Висит на дереве, на высоте три метра сорок сантиметров. И не заброшен, а подвешен, и затяжной шнур завязан на два узла. На заклепке второй номер.

Варвара невольно вскинула глаза на стену, где на привычном месте, справа от пульта, в алой рамочке висел список экипажа корабля. Пилоты и пассажиры в галактическом поиске как правило владели таким количеством профессий, что свободно заменяли друг друга. У Гюрга, впрочем, тоже имелся диплом пилота.

Под вторым номером в красной рамочке значилось: Фюстель Монкорбье, штурман, вакуум‑механик, ксенофизик.

– А ты не допускаешь, что он сам прятался на этом дереве и зачем‑то подвесил ботинок? – спросила Варвара.

– Кто, Монк? Исключено. По этой ветке мог бы забраться только ребенок. И потом…

– Ты что, Сусанин, боишься меня напугать?

– Тебя напугаешь… У меня впечатление, что это… вроде нашего Майского Дуба.