– А ты не допускаешь, что он сам прятался на этом дереве и зачем‑то подвесил ботинок? – спросила Варвара.
– Кто, Монк? Исключено. По этой ветке мог бы забраться только ребенок. И потом…
– Ты что, Сусанин, боишься меня напугать?
– Тебя напугаешь… У меня впечатление, что это… вроде нашего Майского Дуба. На него всякое вешают.
Варвара вспомнила ленточки, крышки от консервных банок и живого ленивца – игрушечную дань памяти о язычестве предков, таком привлекательном с расстояния в доброе тысячелетие.
– Ритуальное дерево, – подсказала она.
– Вот‑вот. И под ним – обглоданные кости. Тоже ритуальные.
– Сусанин! – ахнула она.
– Так я и знал, уже и обморок. Да не человечьи!..
– Евгений, миленький, ну что тебе стоит – прикажи скочу прибрать их в какой‑нибудь контейнер! Ну хочешь, я тебя поцелую? За одну косточку?
– Варвара, ты серьезно?
– Конечно нет. Но ты понимаешь значение…
В фоноклипсе что‑то злобно крякнуло, словно переломилось.
– Варвара, под этот каменный куб уходит лаз… Если не тоннель. Широченный. И следы, только чьи – не разобрать. Мы уходим вниз. Наверху остается Гриша, держи связь с ним.
– Хорошенькое дело, если внизу – ловушка!
– Ты еще тут будешь встревать! – резко оборвал ее Сусанин. – Идем впятером и один скоч. Точка. А то все раскомандовались…
Ага, вот где они сцепились с Гюргом! Но Сусанин – начальник спасательной группы, его голос решающий.
– Жень, ты хоть дай ориентировочное направление, куда эта нора ведет.
– Само собой. Все.
Тик, тик, тик… Она бесшумно, словно могла кого‑то спугнуть, вышла из чужой рубки, еще раз перешагнула через бесполезного киба и замерла, стоя на верхней ступеньке лестницы. Совсем недавно – и тоже на закате – она вот так же стояла, не решаясь ступить на почву первой незнакомой планеты. И была чертовски занята собой: так ли поздоровалась, и что подумали, и как посмели до плеча дотронуться, и куда бы ей провалиться…
Теперь перед ней была незнакомая планета номер два, и не просто почва, а поверхность, скрывающая подземные ходы, горбатые пещеры, ледяные и мутные ручьи… И туда ушли ее ребята. Пятеро. На поверхности, если что случится, только они с Гришей Эболи. Если снизу придет призыв о помощи или, что гораздо хуже, все затихнет и долго‑долго не будет доноситься ни единой весточки – Грише придется слетать за ней, и тогда пойдут они с оставшимися скочами.
Так что ей, возможно, придется сунуться в совершеннейшую неизвестность, а она, вместо того чтобы приготовиться к этому, раскинула тут себе персональные тоннели, словно боится по травке пройти…
– Трюфель, убрать защиту между кораблями!
Только теперь, когда ровный снежный вал, соединяющий два звездою лета, мгновенно превратился в кисель и растаял, словно впитавшись в землю, стало видно, насколько же здешняя луна светозарнее земной. Солнце, уже скрывшееся за правой грядой, еще освещало снежные горы и подсвечивало чудовищные скалы Фермопил, придавая им зловещий темно‑лиловый отблеск, а вся долина уже светилась ровным серебристым сиянием, и только на том месте, где пролегал тоннель, осталась темная, точно влажная, дорожка примятой травы.
– Двинулись, – сказала Варвара и пошла по этой дорожке. Там, где трава была не вдавлена в землю утюгом силового поля, она топорщилась и поблескивала, словно была вырезана из тончайших полосок белой жести, и даже, казалось, звенела – а может, это подымалась на промысел вечерняя мошкара. Все усиливающийся фиалковый запах мешался с неистребимым металлическим, и это странно сочеталось с сухостью долины – наверное, надо было ожидать ночного тумана. |