У самых камней они сгрудились, топчась на месте и наклонясь над чем‑то, и Варвара, подбежав, остановилась, в отчаянье не зная, как быть дальше; о том, чтобы стрелять, не могло быть и речи: перепуганные животные легко могли затоптать того, над кем они так трогательно стали в кружок. К тому же, и попасть в него недолго. А эти… как их… микрожирафы единорогие, они, похоже, и вправду силятся помочь, пофыркивают, что‑то поддевают головами… И словно в доказательство ее догадки один из этих крапчатых вдруг плюхнулся на зад, как собака, потом осторожно протянул вперед морду и передние ноги, и что там было дальше, разобрать стало невозможно, сплошная фыркающая каша; но когда залегшее животное поднялось, Варвара увидела, что поперек его спины, бессильно свесившись, лежит полуголый человек.

Она ничего не успела сообразить, как ее ласково взяли под коленку, как‑то не то подбросили, не то легонечко дернули вверх, и она, увидев рядом предупредительно подставленную спину, скорее рефлекторным, чем обдуманным движением оперлась на подставленную руку и мгновенно оказалась верхом. Она растерянно глянула вниз, недоумевая, чья же это была рука, – живая, гибкая, вовсе не манипулятор скоча – и вдруг увидела, что это вовсе не рука. Это был хобот.

Животное обернуло к ней морду с влажным косящим глазом, задрало здоровенный – не меньше метра – хобот и победно рассыпчато хрюкнуло, словно хрипло рассмеялось. Похоже было, что именно оно утверждало себя в роли нового вожака. Не надумает ли предводитель табуна пуститься в галоп? Она сжала его бока коленями, потянулась, одной рукой держась за гриву, а другой ухватила лежащего человека за брючный ремень – для страховки.

– Но, милые! – сказала она, и милые дружно шагнули в ногу, словно всю жизнь ходили вот так, парой и с людьми на хребте.

– Вафель, не высовывайся! – крикнула она на всякий случай скочу, который предусмотрительно себя не обнаруживал.

Вафель, умница, не ответил. Да и не до него было – этих мерно шагающих одров требовалось как‑то подогнать к самому космолету, сгрузить тело, поднять по трапу… "Трюфель, – шепнула она в микрофон, продолжая правой рукой придерживать бесчувственное тело, – Трюфель, нужна связь с вертолетом… Позарез. Дай‑ка общий SOS, и пусть фон соседнего корабля ретранслирует".

Метроном продолжал уныло тюкать – связи не было. За спиной что‑то отдаленно зажужжало, Варвара с надеждой оглянулась: от верхушки одной из башен отделился голубой мерцающий шар, описал дугу и, влившись в черноту второй башни, исчез. Туча была уже над ними, и казалось, что острия этих минаретов вот‑вот прорежут ее провисшее брюхо и оттуда хлынут струи воды, как тогда, на Степухе.

– Давайте, слоники, давайте… – бормотала она, тихонечко пробуя бока своего иноходца.

И опять он, словно поняв, припустил, шлепая по совсем уже мелкой воде. Второй не отставал. Теперь – попробовать свернуть к кораблю… И это пошло. Послушный слоник, просто заглядение, только вот ушки торчком и грива, как у яка, и уж совсем хорошо будет, если ты сейчас остановишься возле трапа… Да тпру, тебе говорят!

До корабля оставалось метров тридцать. Спрыгнуть с широкой спины – пара пустяков и до трапа добежать не проблема, а вот как быть с тем, вторым?..

– Да стой ты, горе мое! – "Горе" шествовало как ни в чем ни бывало. – "Сивка‑бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!"

Словно ободренный звуками человеческой речи, "сивка" прибавил шаг. Варвара стиснула зубы. Глаза ему закрыть, что ли? Попытаться вздернуть на дыбы? А если и второй взовьется, человек же упадет прямо под копыта… "Стой ты, дубина!" – послала она мысленный приказ.

Нет, телепатических сигналов они не принимали. Она изо всех сил сжала коленями крутую шею животного, но слоник только мотнул головой и небольно шлепнул ее хоботом по коленке: не балуй, мол.