– Ну, а дальше было что‑то жуткое, – скороговоркой пробормотал он. – Свалка под вертолетом, ни винта не боятся, ни звука… Чары, по всей видимости, автоматически перевел двигатель на режим "семь футов под килем", и когда чартары поволокли Монка, Игоря и Ома к черному завалу, двинул машину следом, надеясь, что кому‑то удастся вырваться и запрыгнуть на трап. Только вышло наоборот – пара образин влезла в кабину. Может, и не пара, а больше, но вывалились они кучей, а машина так и ушла потихоньку, переваливая через все препятствия с семью футами под брюхом… Где‑нибудь на восьмисотом километре брякнулась, надо полагать, уже пустая. Да…

Он снова закашлялся, мотая головой так сокрушенно, словно больше всего на свете его огорчала потеря вертолета.

– Ну, все это я уже не очень хорошо видел – оружие нашаривал и кибов скликал. Скафандра надеть не успел, думал, отобью ребят, когда эти мохнатики попытаются перетащить их через завал… Как‑то в голову не пришло, что там лаз. Отсюда все выглядело сплошняком…

– Почему они не стреляли? – жестко спросила Варвара. – Почему они не защищались, черт побери?

– Я это понял, только когда столкнулся с одним из них, с позволения сказать, лицом к лицу. У них глаза… Это даже страшнее, чем если бы они были просто человеческими. Когда чартары нападают, они визжат, улюлюкают – а глаза у них, как у детей. У обиженных детей. У голодных детей, которые знают, что никогда в жизни не наедятся досыта…

– Можно было воспользоваться парализатором.

– Это сейчас легко рассуждать… Парализатор‑то надо было найти и зарядить. Конечно, все это добро должно находиться в тамбурных сейфах, но что‑то взяли с собой Игорь с Омом, это так и уплыло в машине; свое оружие я как раз приготовил к чистке – чем еще на вахте заниматься? Короче говоря, время было потеряно и вся эта стая словно просочилась сквозь камень. Ребят и видно не было, так их облепили… Собственно говоря, задавили массой. И кажется, чем‑то обмотали. Так и втащили в щель. – Голос у него совсем сел. Варвара едва разбирала.

– А тапиры?

– Как ни в чем не бывало потрусили обратно. Похоже, этот путь им был хорошо знаком. Хотя… Почему они повернули? Им ничего не стоило войти в лабиринт – это я говорю: "щель". Не щель это была на самом деле, а парадный подъезд, два на три с половиной, только с фасада это прикрыто гладким выступом, нужно обойти слева или справа, там проходы. Но самое странное: в центре этого выступа – иллюминатор. По цвету он не выделяется, разглядывать было некогда, а впечатление такое, словно он временно задраен металлической заглушкой. И высоко, чартару не дотянуться. Вот так. Но мы с кибом проскочили мимо него на предельной скорости, и я даже не сразу сообразил, что нахожусь в самом настоящем лабиринте.

– Как же вы находили дорогу? На камне следов не остается.

– По запаху, дитя мое. Я ведь прирожденный следопыт, всю жизнь на дальних планетах… – Варвара попыталась прикинуть, сколько же это примерно, – нет, ничего не вышло, возраст ее собеседника был совершенно неопределим. – Эти мохнатики воня… благоухали, как полтора зверинца. И вот тут‑то я почувствовал, что идут они привычно и уверенно, – мне никак не удавалось сесть им на хвост. Иногда я даже слышал шум, но как только дорога раздваивалась, мне приходилось обнюхивать тот и другой вариант, время уходило. Хорошо еще, что я догадался крикнуть кибу, чтобы он запоминал путь. И петлял, как полагается в лабиринте; порой выходил в зальчик, откуда имелось полтора десятка выходов, но, к счастью, по дороге не попалось ни одной ловушки.

– Или они уже бездействовали, – подсказала Варвара.

– Не скажите… – покрутил головой Вуд.