Гюрг заметил перемену в выражении ее лица и истолковал ее по‑своему:
– Черт побери. Варвара, но ты‑то – неужели и ты отсюда уйдешь несолоно хлебавши?!
Он и сам не заметил, как снова перешел на "ты". Варвара присела, задумчиво потрогала золотые бобики, как будто наклеенные на порог. Черное было теплым, светлое – ледяным.
– Если мы отопрем и эту дверь, – сказала она, глядя на командора снизу вверх, – то это уж точно будет выше уровня бабочки. Так что…
"Уровень бабочки" – это был неофициальный термин, прижившийся на дальних планетах и означавший, что производимое землянами действие может привести к изменению хода исторических событий.
Взрыв целого вулкана мог лежать ниже этого уровня, а щелчок зажигалки – выше. Все решала интуиция.
Но интуиция у каждого своя, и Гюрг, побелевший от бешенства, ударил сжатыми кулаками по полированной поверхности.
– Да говорят же вам, что это все чушь собачья с реверансами! Сделали один шаг, сделаем и другой, но останавливаться на середине… Нелепость! Быстренько отснимем все содержимое, а потом я вам гарантирую, что найдем и как дверь запереть, и как пандус поднять. Ну не впервой же, честное слово! Эй, скоч, камеру!..
Что‑то мелькнуло вверху, Гюрг вскинулся, готовый цепко ухватить требуемый аппарат, но ничего не падало. Все дружно вытянули шеи и увидели, что съемочная камера висит в воздухе над их головами на уровне края траншеи. Да, сняли…
– Ч‑черт, сговорились… – Гюрг снова саданул кулаком по стекловидной плите и тут же отдернул руки: на местах ударов расплывались черные пятна. – Вот, кстати, и подсказка для решения вашей проблемы: у всех этих сезамов должна быть "защита от дурака". Предположим, дураки как‑то сюда проникли, но дальше их пропускать нельзя. Как отличить дурака от умного, от истинного сапиенса?
– А дурак будет вести себя… соответственно. – Вуд изо всех сил старался говорить помягче.
– Ну, да, как я. Он не заметит ключевых меток или, во всяком случае, не сообразит, как ими пользоваться, зато начнет бесноваться. Полезет с копьем, с топором, но они, по‑видимому, не страшны. Страшно нечто, работающее от батарей, а такое сюда силовым полем и не пропускается. А окончательно взбесившийся дурак разожжет здесь костер, это уж точно. Так?
– Ну и что? – не удержалась Варвара.
– А то, что обратный ход, то есть закрытие дверей, принципиально найден. Можем не волноваться. Ну так что, вперед? Отснимем тогда и поведем себя, как дикари, – дверка и закроется.
Прямо, и только прямо. В чем же дело, Варвара? Вот он, девиз твоей юности, такой подкупающе чистый, бескомпромиссный… и бездумный.
– Эй! – крикнула она. – Там, наверху! Добегите до ближайшего леска и принесите охапку дровишек посуше! Мы подождем.
Гюрг развернулся и стал прямо перед ней, лицом к лицу – вспомнил, наверное, что вода и камень долбит:
– А с тобой‑то что, Варвара? Кто тебя подменил? И главное – почему ты так торопишься удрать с этой планеты?
Она было бесстрашно подняла на него глаза, чтобы сообщить наконец, кто ее подменил, может и сам того не зная, – и вдруг осеклась, словно дыхание перехватило: удрать с этой планеты… Все ты перепутал, командор, все угадал с точностью, да наоборот, альбатрос ты далекого космоса! Полжизни она бы сейчас отдала, полжизни и усы; в придачу, только чтобы остаться здесь подольше, потому что удрать отсюда – это значит – до первого буя, а там ей налево, а ему направо, то есть одной на Тамерлану, а другому – в подпространство. И все. И что толку, что вперед и только вперед, если каждый пойдет этим путем в одиночку?
– Смотри, Варька, – добивал безжалостный голос, – это, конечно, достойно и доблестно – рваться обратно на Степаниду, где любимая профессия, долг перед человечеством и лягушки недоспиртованные. |