Лёд постукивал изнутри о зубы, и Илья Данилович ощутил холод.
Уже направляясь к двери, директор оглянулся:
— Вас летучие мыши не беспокоят?
— Что-что? — заморгала бесцветными ресницами учительница иностранных языков.
— Я говорю, летучие мыши не беспокоят?
— Я не совсем поняла… А почему они меня должны беспокоить? — и немного испуганно огляделась, словно летучие мыши гирляндами висели в углах.
— Что-то в последнее время их много развелось. Спасибо, Изольда Германовна, если ещё что-нибудь вспомните, сообщите.
— Обязательно.
Директор вышел на улицу, передёрнул плечами. По всему выходило, кто-то пытается ввести его в заблуждение, то ли ребята, то ли учительница. Когда он шёл к зданию школы, то вспомнил, как в первый день, когда здесь появился Пётр Ларин, она подслушивала его разговор.
«Зачем? Почему? Что её интересует? И вообще, странная она… — размышлял Илья Данилович. — Каждое утро бегает на реку купаться. Хотя что здесь плохого? Человек следит за своим здоровьем, закаляется. За всё время работы она ни разу не брала больничный».
Подойдя к зданию, директор поговорил с охранником. Тот доложил, что дети находятся под постоянным наблюдением.
Софья сидела у себя в комнате в расстроенных чувствах. Было невыносимо больно смотреть на вещи своей соседки. Всё напоминало ей о весёлой, бесшабашной Земфире.
«Мы ведь никогда с ней не ссорились, понимали друг друга», — она поправила кровать подруги, взбила подушку, провела по ней ладонью, словно Земфира спала после долгого путешествия.
Послышались шаги. В дверь постучали. Но по шагам она уже узнала Илью Даниловича.
— Я разговаривал с Изольдой Германовной. Вот что скажу вам, Софья Туманова: не сейте, пожалуйста, панику. Да, Земфира заходила к ней в дом. Она взяла у Изольды Германовны учебник по одному из цыганских наречии и список книг, — сказал директор строгим голосом.
— Какие ещё наречия?! — воскликнула Туманова. — Она и так знала цыганский язык. И я никогда от неё не слышала, что она собирается изучать какое-нибудь наречие! А серьга? Что она о ней сказала? — зло выкрикнула Туманова.
И Преображенский вспомнил, что даже забыл спросить. Серьга лежала на Сониной ладони. Директор взял её, повертел в руках.
— А ты уверена, что это её серьга и нашли её в доме учительницы?
— Больше у нас в школе таких ни у кого не было. Я абсолютно уверена, что это её серьга.
Тумановой хотелось рассказать о том, что она даже попробовала погадать. Но что-то её остановило.
Директор забрал серьгу.
— Передай ребятам: пусть не выдумывают и не фантазируют, а учат уроки. Ведь вас собрали здесь именно для этого.
Минут через десять Туманова стояла в полутёмном углу коридора. Пётр Ларин находился рядом.
— Директор ничему не верит, — сказала девочка.
— Может, и ты мне не веришь, Соня?
— Нет, я тебе верю. А Изольда ловко запудрила мозги Илье Даниловичу.
— Это точно. Я ещё в первый раз заметил летучих мышей, которые залетают к ней под крышу. А она руками замахала, начала кричать: «Какие летучие мыши? Что за выдумки, нет здесь никаких мышей!» Но они-то были, я же видел! Плохо, что мы теперь под присмотром, — сжимая кулаки, пробормотал Ларин. |