Он взмахнул свободной рукой. Вселенную потряс неслышный гром, солнечный свет испуганно мигнул, и неожиданно Пётр понял, что не может произнести ни слова. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная из воды рыба, но не мог издать ни единого звука. Между тем Властимир Могучий втащил его в пещеру, показавшуюся Петру смутно знакомой, проволок в самый дальний угол, опрокинув по дороге два табурета и сдвинув с места тяжёлый дубовый стол, и остановился перед низенькой дверцей в каменной стене. Дверца была сделана из толстых плах морёного дуба и заперта на большой висячий замок.

Волшебник подёргал замок и обнаружил, что тот заперт.

— Хм, — сказал он и покосился на Петра едва ли не с одобрением, не выпуская, впрочем, его многострадального уха. — Должен признать, ты делаешь успехи. Просочиться сквозь запертую дверь — это уже кое-что. Впрочем, лет двести ареста тебе всё равно не повредят. Ты напрасно считаешь мою строгость излишней, — продолжал он уже гораздо мягче, неловко отпирая замок свободной от Петрова уха рукой. — Когда-нибудь ты станешь великим магом и поймёшь, что я был прав, не давая тебе спуску…

Пётр уже понял, что старик перепутал его с кем-то другим — очевидно, сослепу. Понять-то он это понял, но вот объяснить, что происходит недоразумение, не мог, потому что на устах его по-прежнему лежала печать молчания. Положение складывалось безвыходное, но Пётр не очень расстроился: за последние несколько дней он столько раз попадал в безвыходные положения, что уже успел к этому привыкнуть. Он знал, что непременно выпутается, вот только поведение старика злило его всё сильнее. Мало того что он чуть не оторвал Петру ухо, так теперь ещё и нотации читает. Прямо как Карина-Скарлатина…

Волшебник между тем отпер замок и распахнул дверь. Пётр увидел вырубленную в белой известковой скале тесную каморку, в которой только и помещалось что грубая лежанка, стол, табурет и умывальник в углу. На столе, потрескивая, горела коптящая свеча, а за столом сидел какой-то мальчишка в домотканой рубахе до пят и, подперев грязноватым кулаком взлохмаченную белобрысую голову, читал какую-то толстенную книгу. Он казался с головой погружённым в чтение, но Пётр не был новичком в таких делах и сразу понял, что мальчишка притворяется. Разумеется, он вовсе не читал, а, затаив дыхание, с огромным интересом ждал продолжения.

Властимира Могучего эта мирная картина сразила наповал. Старик протёр глаза свободной рукой, сильно дёрнул себя за бороду, посмотрел на Петра, потом на мальчишку, потом снова на Петра и пробормотал короткое заклинание, похожее на детскую считалочку, — что-то вроде: «Раз, два, три, мираж, пропади!»

Никто и не подумал пропадать. Мальчишка продолжал спокойно сидеть за столом, подперев рукой лохматую голову, и делать вид, что не замечает присутствия в комнате посторонних. Тогда Властимир Могучий, волоча за собой Петра, осторожно приблизился к столу и ткнул мальчишку в плечо указательным пальцем.

Мальчишка вздрогнул и обернулся. Лицо у него было чумазое, удивлённое и очень невинное. По этому лицу Пётр сразу определил, что перед ним находится тот самый бездельник, лоботряс и хулиган, из-за которого Властимир Могучий чуть не оторвал ему ухо. Мальчишка кого-то здорово напоминал, но Пётр никак не мог вспомнить, кого именно.

Между тем удивление на лице мальчишки сменилось тем рассеянно-недовольным выражением, какое бывает у людей, которых грубо оторвали от какого-то чрезвычайно важного занятия. Скрежетнув ножками табурета по каменному полу, он встал и поклонился Властимиру Могучему — не столько поклонился, впрочем, сколько небрежно кивнул. Выпрямившись, он бросил на Петра короткий любопытный взгляд, и в его глазах запрыгали весёлые чёртики. Похоже, в отличие от Петра и Властимира Могучего, этот неумытый узник отлично понимал, что происходит.

— А… э… гм, — сказал Властимир Могучий.