Судите сами. Она вошла и поцеловала меня в заляпанную чернилами щеку, взглянула на фэбээровцев и сказала:

– Ой, у нас гости! Как здорово!

Анджела (и на это способна только она одна) даже не заметила, что они – федики.

Б  неуклюже шагнул вперед, держа на изготовку свою записную книжку.

– Как вас зовут?

– Анджела, – с лучезарной улыбкой ответила она. – А вас?

– Дорогая, – сказал я, – эти двое…

– Придержите язык, – велел мне А.

Б  спросил Анджелу:

– Что вам известно о… – он заглянул в свою записную книжку, – о некоем Мортимере Юстэли?

Анджела встрепенулась, будто птичка на ветке.

– О ком? – переспросила она.

– О Мортимере Юстэли, – медленно, по складам, повторил Б.

Анджела смотрела все так же настороженно. Потом повернулась ко мне и, сияя улыбкой, спросила:

– Дорогой, я знакома с кем‑нибудь по имени Юстэли?

– Под дурочку работает, – заметил А.

–  Посмотрим, – откликнулся Б,  угрожающе поднимая записную книжку, и спросил Анджелу:

– Ваше полное имя?

– Анджела, – ответила она. – Анджела Евлалия Лидия Тен Эйк.

– Да ладно вам, давайте не бу… Постойте, вы сказали, Тен Эйк?

– Ну конечно, – любезно проговорила Анджела. – Это мое имя.

А  и Б опять переглянулись, и на этот раз я прекрасно знал, почему. ФБР получило особые указания касательно мисс Анджелы Тен Эйк, хотя его агенты никогда не согласились бы признаться в этом. Повышать свое мастерство контрразведчика, упражняясь на горстке не имеющих никакого веса пацифистов, – это одно дело. А вот притеснять дочь Марцеллуса Тен Эйка – совсем другое.

Поэтому весьма своевременное прибытие Анджелы положило конец разговору, обещавшему быть долгим и утомительным (я сразу выложил А и Б  правду, поэтому, по мере того, как шло время, запас сведений, которыми можно было с ними поделиться, все быстрее истощался). В общем, А  и Б  переглянулись и, судя по всему, решили прежде доложиться в конторе, а уж потом предпринимать дальнейшие действия. Перед уходом федики проделали все обязательные процедуры. Б  велел мне не отлучаться, на тот случай, если у него возникнут новые вопросы. А  неведомо зачем сообщил, что за мной будет установлено наблюдение. Затем они предприняли весьма неуклюжую попытку учтиво раскланяться с Анджелой и чеканным шагом убрались восвояси.

Анджела повернулась ко мне и сказала с лучезарной улыбкой:

– Какие милые! Кто они, дорогой? Новые соратники?

3

За чашкой кофе я рассказал ей, что произошло. Анджела слушала, восклицая после каждой моей фразы: «у‑у‑у!», «огого!» или «вау!», но я мужественно и упорно продолжал свое повествование, пока не добрался до самого конца. (Я уже много лет делил ложе и стол с умными и богатыми девушками, но два эти качества ни разу не совместились в какой‑то одной из них, так что, если Бог и впрямь существует, я бы очень хотел спросить его, почему он допускает такую чертовщину. Почему у меня не может быть умной и богатой девушки или, на худой конец, богатой и умной? Будь она и богата, и умна, я согласился бы даже на дурнушку, хоть у меня и душа эстета.)

В общем, когда я умолк, Анджела издала еще одно «го‑го!» и добавила:

– Что же ты будешь делать, Джин?

– Делать? Почему я должен что‑то делать?

– Видишь ли, этот мистер Юстэли собрался совершить какой‑то ужасный поступок, не так ли? Может, взорвать здание ООН или что‑нибудь в этом роде.