– Что?

– Меня же разыскивают по подозрению в убийстве.

– Но ведь ты убил меня,  Джин. Все будет в порядке, я поеду с тобой.

Я представил себе, как Анджела дает показания, и понял, что окажусь на электрическом стуле, прежде чем все распутается. Поэтому я сказал:

– Я пойду в полицию только со своим адвокатом.

С этими словами я повернулся и отправился в каморку, где оставил Мюррея.

31

Оба еще спали. Мюррей улыбался во сне, а папаша Тен Эйк храпел. Анджела бросилась к отцу, и последовало счастливое воссоединение родных людей, причем одна сторона вела себя гораздо более оживленно, чем вторая. Я терпел все это, пока Анджела не начала шлепать старого моржа по щеке, призывая его проснуться, а потом сказал:

– Оставь его в покое, пусть храпит хоть до Рождества, мне все равно. Мюррей – вот кого надо будить. Он – мой глашатай, мой защитник и стряпчий по темным делам.

– А еще кормилец, – добавила Анджела.

– Нет, стряпчие не занимаются стряпней. Законники судят, но не ссужают. Они никогда не дают в долг. Это – постулат их клятвы Гиппократа.

– Ты уверен, Джин? В ресторан‑то он нас водил.

– Бери Мюррея за щиколотки, – велел я.

Мы оттащили Мюррея на кухню, несколько раз ударив по пути о дверные косяки, устроили за кухонным столом в более‑менее сидячем положении и принялись всячески будить, убив на это немало времени. Мы брызгали ему в лицо водой, вливали в рот кофе (и проливали мимо), шлепали по щекам. Иногда Мюррей хрюкал или мычал, но дальше этого скотства дело не шло.

Тогда мы отнесли его в ванную и освободили от верхней одежды, оставив в одних трусах и майке. (Чистый отутюженный костюм – главное орудие труда законника, как мел для учителя или самолет для летчика. Законники совершенно беспомощны, когда одеты не по форме, а Мюррею, как я предполагал, предстояло изрядно потрудиться этой ночью, отстаивая мои интересы. Поэтому я и обращался с его костюмом гораздо осторожнее, чем с ним самим.) Мы затолкали его под душ, пустили холодную воду, и через пять минут Мюррей мало‑мальски очухался. Он даже смог самостоятельно держать в руке кофейную чашку, моргать и повторять:

– Ну, че? Ну, че? Че?

Анджела снова убежала к отцу, а я медленно и осторожно отвел Мюррея обратно на кухню, опять усадил за стол, сел напротив и принялся увещевать выпить кофе. После каждого моего призыва Мюррей поднимал чашку и с хлюпанием отпивал глоток. Это зрелище напоминало трапезу Лобо.

Вдруг мутная пелена, которой были подернуты его глаза, уступила место яркому блеску.

– Джин, – сказал Мюррей.

– Правильно, – ответил я.

Он поставил чашку, соединил ладони, будто настраивал какой‑то внутренний механизм, а мгновение спустя сошел с ума и залопотал:

– Ну так вот… Рад тебя видеть… Спасибо, что заглянул проведать…

– Мюррей!

– Не перебивай. Дело в том, что тебя задержат за убийство первой степени, а значит, мы не сможем предложить никакого залога даже в случае твоей явки с повинной. Стало быть…

– Мюррей…

– Тебе вовсе не обязательно уверять меня, что ты не убивал ее, Джин. Я убежден в твоей невиновности. Но дело в том, что…

– Мюррей, – повторил я.

– Позволь мне довести мою мысль до конца. Кажется, они говорят, что ты убил ее в Нью‑Йорке и отвез тело в Нью‑Джерси, значит, судить тебя будут…

– Мюррей, – сказал я. – Если ты не заткнешься, я опять уложу тебя спать и найму себе в защитники твоего отца.

Он ответил:

– Для человека, которого обвиняют в убийстве молодой светской львицы, ты чересчур…

– Мюррей, посмотри по сторонам.