– Человек двенадцать, – сказал я. – А противостоят им Тайрон Тен Эйк и Лобо. По‑моему, силы равны.

– О чем это вы с Сунем болтали? – спросила Анджела. – Насчет игры, хозяев и прочего?

– Он двойной агент, – пояснил я, потом изложил причины, по которым пришел к такому выводу, и добавил: – Наверное, они с Тайроном вместе решили свалить вину на Китай, только Сунь думал, что именно ему суждено остаться в живых.

– Но на кого же он работает?

– Не знаю. Должно быть, на самого себя. Мне становится дурно при мысли о том, что у Чан Кайши могут быть приспешники, но все же Сунь, возможно, работает на китайских националистов. Неважно, платят ему или он сам по себе, важно другое: Сунь заставил Корпус освободителей Евразии действовать таким образом, что теперь красный Китай в глазах Америки выглядит еще хуже, чем он есть на самом деле. Может быть, поэтому коммунисты и отреклись от этих освободителей.

Полагаю, что где‑то в середине моего рассказа Анджела перестала вникать в его содержание, потому что, как только я умолк, она спросила:

– Джин, а что будет с папой и Мюрреем?

– То же, что и с нами.

– Нет, я хочу знать, что будет с ними сейчас.

– Ничего. Все тут слишком озабочены, чтобы думать о спящих.

Я подошел к двери, потрогал ручку и понял, что Марцеллус Тен Эйк не пожалел денег на отделку этой комнаты. Дверь была толстая, дубовая, с йельским замком, до которого даже добраться невозможно, не то что взломать. Поскольку дверь открывалась наружу, я не мог добраться и до петель. Я подергал ручку, как человек, не способный ни на какие разумные действия. Сунь и его солдаты заперли нас здесь, а сами ушли по своим делам, прохиндеи.

Если удастся выбраться за эту дверь, у нас, наверное, появится неплохая возможность удрать из поместья. На улице не было охраны, потому что Сунь, очевидно, стянул все свои силы на борьбу с Тен Эйком.

И борьба эта, похоже, велась весьма ожесточенно, коль скоро до меня донеслись приглушенные звуки пальбы. Где‑то в доме шла перестрелка.

В каком‑то смысле слова мы с Анджелой сейчас были в самом безопасном месте (чего не скажешь о Мюррее и ее отце, которые лежали, бесчувственные и беззащитные, в окружении врагов. Я благоразумно не стал напоминать Анджеле об этом обстоятельстве). Мы сидели под замком, а за дверью раскинулось поле брани. С одной стороны в битве участвовал Сунь с сунятами, с другой – Тайрон Тен Эйк и Лобо. Перестрелки, наступления, молниеносные отходы. Сунь воевал числом, а Тен Эйк пустил в ход врожденное коварство, позволявшее ему одурачить и ободрать живьем любую лису. Ну а мы, два молодых пацифиста, сидели тут, потому что нам не место под перекрестным огнем.

Но ждать здесь тоже нельзя, потому что, по сути дела, мы ждем своей очереди на кровопускание.

– Джин, – окликнула меня Анджела.

Я отвернулся от двери.

– Чего?

– Мне очень жаль, что так получилось с часами.

– Давай не будем об этом, – предложил я.

– Я думала, они в порядке.

– Мне и правда не хочется об этом говорить.

– Но я должна принять пилюли.

– Пилюли, люли‑люли! – заорал я.

– Не надо так, Джин. Ты же не хочешь, чтобы я растолстела, залетела и пошла угрями.

– А почему нет? – злобно сказал я. – Это даст мне предлог, чтобы уехать на Мальорку.

– Эх, Джин, – обиделась Анджела.

Зная, что она твердо намерена разреветься (Анджела всегда очень удачно выбирала время для этого занятия), я опять повернулся к двери и подергал за ручку, движимый стремлением найти себе дело, достойное мужчины. Дверь по‑прежнему не открывалась.