|
Мы посмотрели друг другу в глаза немигающим взором. Оба держались с изысканной вежливостью, и оба были себе на уме. Сейчас я мог быть полезен Тен Эйку, но наверняка настанет день, когда он попытается убить меня. Хотя бы потому, что мне известно его подлинное имя. Я знал это, как знал и то, что он знает, что я знаю, что он знает, что я… И так – до бесконечности, как отражения в двух зеркалах, стоящих друг против друга. Мы понимали, что все знаем, и ни одному из нас не приходило в голову поделиться этим знанием с другим.
Что мне следовало делать, будь я тем, за кого меня принимал Тен Эйк? Наверное, надо улыбнуться и притвориться, будто я верю каждому его слову, а самому тем временем вынашивать замыслы: как мне наблюдать за ним, как получить от него все, что нужно, а потом, когда он уже не сможет ничего мне дать, убить его. И, разумеется, он понимает, что я сейчас вынашиваю именно такие замыслы. Господи, как же изнурительна такая жизнь! Даже не будь у меня никаких других доводов в защиту пацифизма, одного этого оказалось бы вполне достаточно. До чего же легко жить, никого не подкарауливая, не держа руку на рукоятке кинжала. Тен Эйк расслабился, откинулся на спинку стула и запыхтел своей корявой сигарой. – Вы сами видели, что за рыба угодила в расставленные Юстэли сети, – с легким презрением сказал он. – И они еще мнят себя террористами! Обстоятельства требовали выказать цинизм. Я пожал плечами и ответил: – Всякой армии нужно пушечное мясо. – Конечно. Но специалисты нужны ей куда больше. И я велел Юстэли бросить невод в надежде на то, что туда попадутся именно мастера своего дела. Нескольких он выловил, но в основном это было, выражаясь вашими словами, пушечное мясо. Рядовые необученные. – Надо полагать, вы уже наметили себе определенную цель, – предположил я. – Разумеется. Здание ООН. – Вот как? – Мы сделаем так, что народу там будет битком, – с тусклой улыбкой ответил он. – Куда больше обычного. Столько, что оно затрещит по швам. И тогда мы его взорвем.
17
– Зачем? – спросил я. Вопрос был глупый, и зря я его задал. Ответа на него все равно не получишь, и мне следовало бы об этом знать. Но это «зачем» просто вырвалось у меня, как кот из мешка. Однако Тен Эйк, похоже, не заметил, что с меня соскользнула маска. Сейчас он прямо‑таки упивался своим замыслом и вряд ли уловил бы фальшь в поведении аудитории. Его лицо осветилось улыбкой, и он сказал: – У каждого из нас свои цели, мистер Рэксфорд. Одни борются за идеалы, другие исходят из более практических соображений. Что касается вас, то вы примете участие в этом деле, потому что надеетесь впоследствии получить от меня помощь. – Разумеется, – ответил я. – Это естественно. – И, вспомнив собрание, добавил: – Так вот почему вы завели речь об ООН и пластиковых бомбах. – Конечно. Я намерен соединить их в одно целое. Это он так шутил. Ха‑ха. Мы обменялись улыбками, будто братья‑змееныши в родительской норе. Эх, кабы он только знал, что улыбается кролику, напялившему кожу кобры! А кролик, поплотнее закутавшись в шкуру кобры, пропищал: – Но ведь на том собрании вы говорили и о многом другом. Китай, Конгресс, Верховный суд. – О да, – ответил он. – Что касается Конгресса, Верховного суда и прочего, то сначала я решил было заложить бомбу в Вашингтоне, может быть, в Сенате, и подбросить улики, указывающие на происки коммунистического Китая. Мне казалось, что США наверняка потребуют созыва внеочередной сессии Генеральной Ассамблеи, чтобы бросить китайцам обвинение. И тогда здание ООН будет набито до отказа. Не забывайте, я хочу, чтобы там было полно народу. |
