Погребение Лефевра-Мартина и Грандье происходило в один день и час в
присутствии всего населения. У первого не было родных, за гробом шла одна
ключница. А останки второго сопровождали его сын и дочь, оставшиеся сиротами
и без всяких средств к жизни. Сын, едва достигший шестнадцатилетнего
возраста, воспитывался в Парижском лицее и теперь шел за гробом с измученным
лицом, задыхаясь от рыданий. Дочь была на два года старше, она машинально
двигалась вслед за процессией, вся закутанная крепом, и все еще не могла
поверить, что ее обожаемый отец и человеческий остов, лежавший на ковре с
простреленным черепом,-- одно и то же.
По окончании печальной церемонии, когда все посторонние разошлись,
сироты также покинули могилу. Молодая девушка сказала несколько слов брату,
с которыми он кивком головы выразил согласие, потом взяла его под руку, и
они направились более уверенным шагом не на виллу Кармен, а в город и, к
удивлению всех, вошли в дом Леона Фортена.
Разбитые стыдом и горем старики безмолвно ответили на их поклон.
Девушка медленным движением руки подняла свою вуаль и сказала:
-- Я -- Марта Грандье, а это -- мой брат Жан!
Старый Фортен-отец не нашелся, что ответить на такое представление, но
жена его, тронутая неподдельной симпатией, сквозившей в больших черных
глазах гостьи, взволнованным голосом произнесла:
-- Мадемуазель Грандье!.. Вы!.. Вы -- здесь!..
-- Ваш сын Леон... мосье Леон... обвинен в ужасном преступлении... но
он невинен... я знаю... я уверена... и вот, когда все проклинают его и
презрительно смотрят на вас, я пришла сюда... с разбитым сердцем... но с
надеждою, что мы спасем его!
При этих словах, шедших из глубины души, у старушки вырвалось
порывистое, радостное движение и дикий вопль:
-- Невинен!.. О да, невинен!
Она бросилась к молодой девушке, крепко, до боли сжала ее в объятиях и,
потеряв голову, в экстазе воскликнула:
-- О, я готова жизнь отдать за только что произнесенное вами слово!
Возьмите мою кровь, каплю за каплей, мое тело, часть за частью, мое
последнее старческое дыхание... все... Вы, считающая моего сына, моего
Леона, невинным! Вы его знаете, не правда ли?
-- Меньше, чем вы думаете! -- отвечала мадемуазель Грандье, милое
личико которой на минуту озарилось улыбкой. Она замолчала на несколько
секунд, покраснела и продолжала с достоинством:
-- Каждый день и с давних пор... он клал на стенку решетки маленький
букет из простых лесных цветочков. Эти цветы предназначались мне. Я
принимала, потому что их предлагали скромно и почтительно. Но мы ни разу не
обменялись ни словом, и я не знала его имени до тех пор, пока он не пришел к
отцу по делу. Теперь на нас обрушилось несчастье. |