Естественным продолжением нашего диалога становится вопрос: а каким же таким образом размножаются нарисованные человечки с жестокими повадками и бесчеловечными манерами? Машка, душа‑напарница, волынку не тянет, объясняет все коротко и ясно:

– Почкуются. Интервал – два почкования в час. Если кто умный, может подсчитать, сколько Охотников будет на нашу голову через сутки.

– Много, – быстро подсчитываю я, гордо поглядывая на более медлительных. – Но это значит, что через неделю мы получим дивизию трудноубиваемых созданий, желанием которых будет только одно – убивать нас, людей, как себе неподобных.

А если пройдет месяц, год?

– А во всем виноваты вы!

Все разом смотрят на Садовника, который в результате неимоверного усилия работы головного мозга, за одну минуту нашел виновных.

– Вы, вы! – Садовник смотрит на нас с Баобабовой и грозит нам пальцем, словно нашкодившим детям, открывшим в зоопарке клетки со львами.

– А по лицу ладошкой? – резонно спрашивает Машка, заводясь с пол‑оборота. За что я уважаю напарницу, так за культурность в обращении с начальством, хоть и бывшим.

– А то как же? – Садовник окончательно успокаивается и теперь режет правду‑матку в его собственном понимании. – Кто, как не вы, товарищи из отдела “Подозрительной информации”, были предупреждены заранее о подозрительных событиях вокруг заведения, управляемого нашим многоуважаемым главным врачом с плохим зрением? Кому, как не вам, государство и правительство доверило охранять спокойный сон граждан? А что в ответ? Халатное отношение к должностным обязанностям? Попойки как в рабочее, так и в нерабочее время? Молчите? То‑то же!

Пока Машка, сраженная красноречием человека без лица, отстегивает тройку от кровати, выступаю вперед.

– Вы не правы, – решаюсь вступиться за честь отдела. – Мы без работы не сидели. Делали все, что могли. Это Монокль со своим сыночком виноват. Дыру, или как там – портал, для Охотников открыли. Тоже мне, бюро международных экскурсий. Кстати, а где этот вундеркинд?

– За линию фронта с последними обозами отправлен, – объясняет Садовник. – С просьбами о помощи. А отец его, честнейший человек, здесь остался, чтобы с оружием в руках за жизнь потомков сражаться.

– Навоевался уже, – бурчит Машка. – А ведь клятву этого… Гиппократа давал. Весь район кровью залит. Мирные жители погибли, а трупы, представьте себе, исчезли. Экспериментаторы хреновы.

Монокль оказывается обидчивым человеком. Доказывает, что действовал он из благородных побуждений, желая оздоровить человеческий род посредством новых технологий.

– А на мышках тестировали?

Монокль затыкается, потому что на мышках тестировать даже не пытался, а без мышек и разговора никакого нет.

Садовник швыряет в нас с Машкой охапку надорванных лепестков и резонно замечает:

– Хватит лаяться. Нашли время и место. Не о том волнуетесь. Лейтенант, вот ты у нас самый умный… – Не сразу, но понимаю, что Садовник имеет в виду меня. – Ты‑то нам и должен сказать, как с заразой виртуальной поскорее покончить и желательно самим остаться в живых.

– Почему я?

Может, и самый умный, но с подобными обстоятельствами сталкиваюсь впервые и брать груз ответственности на себя в момент, когда государство стоит на краю пропасти, желания большого не имею. Хотя, если хорошо подумать, государство на краю каждый день стоит и ничего, пока не свалилось.

– А потому! – не слишком доказательно объясняет Садовник. – Армия разбита, силы внутреннего городского правопорядка черт знает по каким закоулкам прячутся, сопротивление, то есть мы, в подвалах отсиживается.