Вначале Ленин утверждает, что говорить о «демократии вообще», о «диктатуре вообще», «не ставя вопроса о том, о каком классе идет речь», — «есть прямое издевательство над основным учением социализма, именно учением о классовой борьбе». Отчего всеобщее избирательное право, дающее равные шансы de jure и почти равные de facto пролетариям, буржуа и крестьянам, когда речь заходит об изменении общества законным путем, является нормой буржуазной демократии, Ленин не объясняет. Для него это аксиома, которую он основывает на авторитете Карла Маркса (что могло бы стать предметом дискуссии) и на историческом опыте коммуны.

«Парижская Коммуна, которую на словах чествуют все, желающие слыть социалистами, ибо они знают, что рабочие массы горячо и искренне сочувствуют ей, показала особенно наглядно историческую условность и ограниченную ценность буржуазного парламентаризма и буржуазной демократии — учреждений, в высокой степени прогрессивных по сравнению со Средневековьем, но неизбежно требующих коренной перемены в эпоху пролетарской революции. Именно Маркс, который лучше всех оценил историческое значение Коммуны, анализируя ее, показал эксплуататорский характер буржуазной демократии и буржуазного парламентаризма, когда угнетенные классы получают право один раз в несколько лет решать, какой представитель имущих классов будет „представлять и подавлять” (ver- und zertreten) народ в парламенте. Как раз теперь, когда советское движение, охватывая весь мир, на глазах у всех продолжает дело Коммуны, изменники социализма забывают конкретный опыт и конкретные уроки Парижской Коммуны, повторяя старый буржуазный хлам о „демократии вообще”. Коммуна не была парламентским учреждением».

Какой восторг по поводу Парижской Коммуны, не правда ли? А вот что тот же Ленин писал о той же Коммуне четырнадцать лет назад: «...в истории под этим именем известно такое рабочее правительство, которое не умело и не могло тогда различить элементов демократического и социалистического переворота, которое смешивало задачи борьбы за республику с задачами борьбы за социализм, которое не сумело решить задачи энергичного военного наступления на Версаль, которое ошибочно не захватило французского банка и т.д. Одним словом, — сошлетесь ли вы в своем ответе на Парижскую или на какую иную коммуну, ваш ответ будет: это было такое правительство, каким наше быть не должно!»

Что же такое советское правительство? Правительство, вдохновляющееся примером Коммуны, чтобы нарочно не походить на нее, как того желал Ленин в 1905 году? Или, напротив, правительство, которое «на глазах у всех продолжает дело Коммуны», как о том заявляет Ленин в 1919 году?

Ни в одном другом вопросе лицемерие большевиков так явно не бросается в глаза, как по этому вопросу о «форме правления». Они сами долгие годы прославляли идею Учредительного собрания. Мы уже видели, как поддержал Ленин эту мысль в своей книге «Две тактики социал-демократии». Нам известно, что в резолюции по Первому съезду большевиков (Лондонскому, в мае 1905 года), продиктованной Лениным, во 2-м параграфе заявлено о необходимости создать «в результате победоносного народного восстания», «революционное правительство, единственно способное обеспечить полную свободу предвыборной агитации и созвать, на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права с тайной подачей голосов, учредительное собрание, действительно выражающее волю народа».