Я не обольщаюсь: отвращение, ненависть— вполне заслуженные, — которые сегодня внушают большевики, не будут ни вечными, ни сколько-нибудь длительными. Я, впрочем, убежден: многие из тех, кто возьмут над большевиками верх, сделают так, чтобы это отвращение поскорее прошло. Реакционеры реабилитируют большевиков в глазах невежд, заставив тех мало-помалу забыть о «радостях», что исходили от Чрезвычайной Комиссии, и о «благотворительных» делах народных комиссаров. В России невежд хватает. Да и во всем мире будет сложена героическая легенда во славу комиссаров в шлемах.

И все же дни или, скорее, месяцы большевиков нынешних сочтены. Единственное, что могло бы их спасти — или нет, не спасти, а продлить их существование, — это коммунистическая революция в Европе.

Возможна ли такая революция в настоящий момент? Я достаточно настаивал на том, что не существует никакой экономической или нравственной основы для воцарения коллективистского режима, в связи с той нищетой и глубокой испорченностью, в которые погрузила человечество величайшая из войн. Не может идти и речи об успешной социальной революции. Однако бесспорно существуют психологическая и социальная предпосылки для попытки осуществить революционный переворот (заранее обреченный на неудачу), поскольку ныне насчитывается огромное количество разорившихся, недовольных, отчаявшихся, изголодавшихся по нормальной жизни и справедливости неудачников, чьи судьбы не сложились из-за войны, авантюристов всех мастей, желающих поучаствовать в резне и т. п. Ситуация является революционной оттого, что Европа скрипит под грузом десятка национальных кризисов, двух десятков политических кризисов и одного общего для всех кризиса производства. Даже если она рухнет, коммунистическому режиму не восторжествовать. Попытка «великой смуты», даже если она и произойдет, будет ликвидирована, в конце концов, сторонниками порядка (в числе коих все французское крестьянство) и голодом, к которому она непременно приведет. Произойдет ли это в скором времени, как в Германии после первого мятежа, поднятого спартаковцами? Потребуется ли больше времени? Не знаю. Но убежден, насколько это возможно в политике: подобная попытка не увенчается успехом.

Меня поражает один любопытный факт. Те, кто ныне проповедуют социальную революцию, не всегда искренне ее желают. Скольких социалистов пришлось мне повидать во Франции и Англии, которые в своих газетах пишут статьи, заигрывая с большевиками, а в частных беседах не скрывают чувства глубокого омерзения перед методами Москвы. «Что вы хотите, — отвечают они, — у французских рабочих — большевистский период развития, а мы их возглавляем, нужно подлаживаться». Подлаживаться сейчас, когда у власти во Франции и Англии г-да Клемансо и Бонар Лоу, — куда ни шло. Однако разразись революция — и все быстро изменится в худшую сторону. Те, кто подстраивается под большевиков, будут быстро подхвачены и унесены потоком: ни г-ну Леону Блюму, ни даже г-ну Лонге не стать во Франции тем, кем являются в России Ленин и Троцкий. Тот, кто подыгрывает большевикам, всегда натолкнется на такого большевика, который потеснит его и займет его место.

Подхожу к тому, что такое в наши дни коммунистическое учение. «Юманите» опубликовала доклад, представленный Лениным в марте 1919 года на съезде Третьего Интернационала в Москве. «Это документ большой важности, — пишет «Юманите», — в котором выдающимся теоретик, каким является Ленин, зафиксировал в форме предложений свои мысли по поводу спорного вопроса о диктатуре пролетариата и буржуазной демократии». Этот документ и впрямь представляет интерес. «Выдающийся» или нет, но Ленин, бесспорно, — единственный теоретик большевистского учения. У большевизма есть свои ораторы — Троцкий и Зиновьев, свои литераторы — Луначарский, Каменев, Воровский, Стеклов, свои бизнесмены — Красин, свои иконы, наконец, — Максим Горький; но лишь один теоретик и мыслитель — Ленин.