Г-н Сорель, впрочем, считал, что война, «пролетарское насилие» которой, согласно его воззрениям, является образцом такового, — превзошла мелочные и преступные методы «парламентских социалистов», пришедших к власти: «Все, что касается войны, происходит без ненависти и без мстительного духа». Я далек от того, чтобы оспаривать справедливость сравнения пролетарского насилия и резни на войне, но скажу, что г-н Сорель не был очевидцем войн прошлого, не предвидел характера той бойни, свидетелями которой мы только что были, и чьим наследником — столь же одиозным, сколь и закономерным — является большевизм.

Государственная деятельность Ленина насквозь проникнута верой Сореля в насилие и его благородное воздействие на общество. Их мировоззрения совпадают не по одному вопросу, а по множеству. Так, вопрос о государстве поставлен в «Размышлениях о насилии» следующим образом: «Синдикалисты не предполагают реформировать государство, как собирались это сделать люди, жившие в XVIII веке; они желали бы разрушить его, ибо их цель — реализовать идею Маркса о том, что социалистическая революция не должна привести к замене правящего меньшинства другим меньшинством».

Ленин, заявляющий о том, что правит государством от имени большинства рабочих и крестьян (выборы в Учредительное собрание и в муниципальные образования ничего не доказывают, не правда ли?), придерживается абсолютно такой же точки зрения и видит, по крайней мере в определенный момент, свою задачу в постоянном и систематическом разрушении: «Бывают исторические моменты, когда для успеха революции всего важнее накопить побольше обломков, т. е. взорвать побольше старых учреждений...» С этой задачей он справляется лучше нельзя. Так хорошо, что, когда ему вздумалось поставить на повестку дня «прозаическую» (для мелкобуржуазного революционера «скучную») «работу расчистки почвы от обломков», он нисколько не преуспел. Никогда еще власть не носила такого абсолютного характера, как при большевиках, да ведь большевистская Россия еще и не была государством. «Ибо эти мощные тела трудно поднять, коль скоро они были подкошены, или хотя бы удержать, коль скоро их покачнули, а падение их не может не быть слишком страшным».

А вот еще одна очень характерная для Сореля мысль, пришедшаяся Ленину ко двору: «Можно сказать, что великая опасность, угрожающая синдикализму, будет таиться в любой попытке имитировать демократию; для него лучше уметь удовольствоваться в продолжение некоторого времени слабыми и хаотичными организациями, чем пасть под ударом профсоюзов, копирующих политические формы, существовавшие при буржуазном строе». А вот что мы читаем в большой речи Ленина на Всероссийском съезде Советов народного хозяйства, прошедшем в мае 1918 года в Москве: «Существует мелкобуржуазная тенденция превращения членов Советов в „парламентариев” или, с другой стороны, в бюрократов. Нужно бороться с этим».

Впрочем, в плане интеллектуальном эти два человека не схожи. Мышление г-на Сореля, несмотря на противоречивость и непоследовательность, несомненно, интереснее, оригинальнее и не так однозначно. Возможно, оттого, что он обладает большой эрудицией. Правда, он порой упражняется в том же, что и Ленин, а именно: клеймит «буржуазную науку». Однако задача эта весьма неблагодарная для литератора, который на каждой странице по два-три раза обращается к источникам, 90% которых вовсе не социалистические труды.