Изменить размер шрифта - +
Однако задача эта весьма неблагодарная для литератора, который на каждой странице по два-три раза обращается к источникам, 90% которых вовсе не социалистические труды. Ленину гораздо лучше удается поносить капиталистическую науку: в своих политических трудах он почти не цитирует других. А если и цитирует, то для того, чтобы заявить (да не услышит меня г-н Сорель!), что Бергсон — буржуа и «клерикал».

Что до практических дел русских большевиков, то оценку им можно почерпнуть во фрагменте, правда, несколько великоватом, из книги все того же Сореля:

«Я привлек внимание к опасности, которую представляют для будущего цивилизации революции, имеющие место в эру экономического упадка; все марксисты, кажется, не отдают себе отчета в том, что думал по этому поводу Маркс. Он считал, что великой катастрофе будет предшествовать великий экономический кризис, однако не следует смешивать кризисы, о которых ведет речь Маркс, и полный экономический крах: кризисы представлялись ему итогом слишком смелой производственной авантюры, создавшей непропорционально развитые производительные силы, не поддающиеся методам регулирования, которыми владел в ту пору капиталистический строй. Такая авантюра предполагает, что будущее увиделось открытым самым могущественным предприятиям и что понятие экономического прогресса довлело надо всем остальным в ту или иную эпоху. Для того, чтобы средние классы, которые еще способны найти при капиталистическом строе условия для существования, могли присоединиться к пролетариату, нужно, чтобы производство в будущем было способно показаться им столь же заманчивым, как когда-то завоевание Америки — английским крестьянам, покинувшим старую Европу и пустившимся в полный приключений путь».

Следовательно, вопрос ставится так: являет ли современная Европа (без России), со своими долгами в сотни миллиардов, со своими сожженными городами, со своими истощившимися запасами, со своими потопленными флотами, со своей молодежью, покалеченной или просто оставшейся лежать на поле брани, — так вот, являет ли она в этот выбранный Лениным исторический момент заманчивый экономический облик, о котором пишет в своих «Размышлениях о насилии» Сорель?

 

Глава IV СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА И ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ БОЛЬШЕВИЗМА

 

В предыдущих главах мы ознакомились с генезисом большевистской доктрины. Встает вопрос: как эта смесь из столь разнородных составляющих — марксизма, анархизма и синдикализма, как эта абсурдная доктрина смогла восторжествовать в России?

Разумеется, речь не идет об окончательном и даже о сколь-нибудь продолжительном торжестве большевизма. Ленин предугадал и возглавил один из отрезков русской революции, как Керенский предугадал и возглавил другой, более короткий отрезок, хотя и более замечательный. Но было бы смешно и неразумно делать гения из Ленина, как и из Керенского.

Что до социальной основы русской революции, я скажу так: на ленинском отрезке это не был пролетариат, так же как на отрезке Милюкова это не была буржуазия. Самая характерная черта русской революции — ее военный характер, та роль, которую в ней сыграли солдаты, матросы, красноармейцы, которые, что одни, что другие, принадлежали к различным классам.

В этом ее очень большое отличие от Французской революции, которая явилась прежде всего гражданским делом, как окрестил ее Жорес.

Георгий Плеханов, один из основателей социалистической демократической партии России, в 1889 году на международном Социалистическом съезде в Париже сказал: «Русское революционное движение восторжествует как рабочее движение или не восторжествует вовсе». В последние годы своей жизни (он умер в 1918 году) он рассматривал это давнее предсказание как осуществившееся и часто с удовольствием вспоминал о нем. Имел ли он на это право? Не думаю.

Русская революция победила прежде всего как солдатское движение, лишь небольшая часть которого состояла из рабочего класса.

Быстрый переход