С другой стороны, можно прочесть в недавно выпущенной брошюре Альбера Тома следующее: «Мы мечтали, чтобы классы, накопившие богатство и власть, компенсировавшие себе понесенные во время войны потери за счет новых производств, сохранили немного того нового духа, которым они прониклись во время войны, чтобы они были готовы воспринять, что хозяйствовали не только в личных интересах, но и в интересах других членов общества. Они воспринимали бы ответственность, возложенную на них руководством, как социальную функцию, исполняемую на благо всех, а рабочих как равных, с которыми вели разговор». «Длительный союз, — спрашивает далее г-н Тома, — союз, стоящий над всеми нашими схватками, — стал ли он невозможен? Я отказываюсь этому верить».

Таким образом, г-жа Сомоно хотела бы, чтобы революция разразилась во Франции немедленно, г-н Лебей считает ее преждевременной, а г-н Тома и вовсе ее не желает. В недрах «объединенной» партии имеется сразу три различных мнения по этому, далеко не пустячному вопросу. Какое из них отражает официальную точку зрения партии? Стоит ли прямо сейчас осуществлять революционный переворот, как о том говорит г-жа Сомоно? Или это, напротив, «безумно, преступно и абсурдно», как утверждает г-н Лебей?

Примирить эти две политические концепции казалось задачей непосильной. Но Чрезвычайный национальный съезд, состоявшийся в апреле 1919 года, доказал противоположное. Он подтвердил единство партии и «ответил» на фатальный вопрос:

«Тверже, чем когда-либо, с убежденностью, возросшей от полученных жестоких уроков, социалистическая партия заявляет, что конечной целью ее действий является социальная революция.

Социальная революция означает не более не менее, как замену коллективной формы производства, обмена и потребления существующего ныне экономического строя, основанного на капиталистической частной собственности, отвечающей отжившему историческому периоду.

Будущее покажет, каким образом должно свершиться это преобразование, которое и есть революция: законной передачей власти, под давлением всеобщего избирательного права, либо силовым актом — выступлением организованного пролетариата».

Это именно то, что Леон Блюм в своем «Комментарии к „Программе действий социалистической партии”» называет «подойти к проблемам в лоб, без лицемерия, без двусмысленностей». Да будет мне позволено не разделять его точки зрения.

Тот, кто называет вещи своими именами, в процитированном фрагменте занимается словоблудием. С чисто формальной точки зрения, «Программа», конечно, верна. То, что легальная замена новым экономическим строем существующего ныне может быть названа социальной революцией,— это не вызывает сомнений. Это так же допустимо, как допустимо говорить о революции в химии или ботанике. Да только вопрос не в этом. Вопрос как раз в том, чтобы понять, каким образом должна свершиться эта перемена: «под давлением всеобщего избирательного права» или «силовым актом — выступлением организованного пролетариата». На этот вопрос у «Программы» нет другого ответа, кроме скромного: «Будущее покажет». Г-н Блюм тем временем призывает коллег в своем «комментарии» «не смешивать средства с целью».

Как?! Мир в огне, Европа, возможно, агонизирует, страшный эксперимент поставлен в Москве некими людьми, только и ждущими момента, чтобы повторить его в Париже и Лондоне, в умах царит великое смятение, напряжение в массах огромно, а французская социалистическая партия находит момент благоприятным для того, чтобы заявить, — да еще и подать это как некое открытие, — то, что было тысячу раз говорено: конечная цель социализма — замена строя, и эта замена называется социальной революцией.