Сама война была страшным потрясением сродни революции, поглотившим энергию русского народа, посеявшим лишь разочарование, заставившим его во всем разувериться. Когда разразилась революция, веры уже не было. И объяснялось это не одними лишь невзгодами и военными поражениями, как иногда считают. Если бы так, революция случилась бы уже в 1915 году, после великого отступления и падения Ковно, Бреста, Ивангорода. В том- то все и дело, что в первые три года войны Россия не понесла оглушительного поражения. Те поражения, которые выпали ей на долю, не были чем-то исключительным, то же пришлось пережить и другим странам. Были и победы: завоевана восточная Галиция, русский флаг реял над Эрзерумом и Трапезундом. В феврале 1917 года стратегическая ситуация не была катастрофической. Но вот вера... вера была утрачена. Интеллектуальная Россия с самого начала войны была охвачена умонастроением, которое в 1870 году Виктор Гюго передал следующим образом:

Я предвижу как лучшее, так и худшее;

Черное полотно:

Ибо Франция заслужила Аустерлиц,

а Империя — Ватерлоо.

В начале 1917 года разочарования интеллектуалов достигли верхнего предела по причинам, которые хорошо известны. К этому добавились крайнее изнеможение народа и начало экономического краха. Революция произошла чуть ли не механически, но в стране оставалось столько энергии, сколько требовалось как раз для того, чтобы покончить с гнусным режимом. А вот того гигантского подъема, необходимого, чтобы довести до положительного результата одновременно две задачи — войну и революцию, — не было и не могло быть. Национальная революция быстро выродилась; бунт солдатни, требовавшей роспуска армии, возобладал надо всем.

Глава VI ПОЛОВИНЧАТЫЙ БОЛЬШЕВИЗМ: ПРОГРАММА ДЕЙСТВИЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ФРАНЦИИ

Фундаментальные идеи большевизма, как и его практическая программа действий, недавно были сформулированы Лениным следующим образом: «Соединение диктатуры пролетариата с новой демократией для трудящихся, — гражданской войны с широчайшим вовлечением масс в политику...»

Следует отдать должное лидеру русских большевиков: он честно выражает свои мысли, а четкость его формулировок особенно выделяется на фоне растерянности, царящей ныне в стане очень большого числа западных социалистов.

Интересен опубликованный в «Л’Авенир» «Опросный лист по поводу большевизма». Самым квалифицированным активистам социалистической партии были направлены вопросы; первые два звучат следующим образом:

«Возможно ли в настоящее время превращение революционным путем капиталистического строя в социалистический? По какому признаку можно это понять? В чем это может состоять? Может ли обойтись революционная власть без подтверждения демократических практик? И каким образом?»

Ответы каждый по себе не представляют большого интереса. Но вместе слагаются в нечто весьма любопытное.

«Социалистическая партия, — пишет г-жа Луиза Сомоно, первой ответившая на вопросы, цитируя „программу Комитета за возобновление международных связей”,— энергично отвергает всякую попытку представить револю- цию как преждевременную, а пролетариат как недостаточно подготовленный к осуществлению властных функций... Одна революция способна быстро и полно решить задачи общественного переустройства».

Так думает социалистическая партия, от имени которой говорит г-жа Луиза Сомоно. А вот г-н Андре Лебей, принадлежащий к той же партии, чей ответ следует сразу за предыдущим, не разделяет, кажется, этого мнения. Читаем его письмо: «Безумно, преступно и абсурдно — это бросается в глаза — говорить: „настоящая задача пролетариата — немедленно брать власть в свои руки и т. д...” Вам, так же как и мне, известно, что рабочий класс еще очень мало воспитан.