Как?! Мир в огне, Европа, возможно, агонизирует, страшный эксперимент поставлен в Москве некими людьми, только и ждущими момента, чтобы повторить его в Париже и Лондоне, в умах царит великое смятение, напряжение в массах огромно, а французская социалистическая партия находит момент благоприятным для того, чтобы заявить, — да еще и подать это как некое открытие, — то, что было тысячу раз говорено: конечная цель социализма — замена строя, и эта замена называется социальной революцией.

The man in the street, как говорят англичане. Так не вправе ли мы обратиться к участникам съезда с такими словами:

«Господа, никто вас о том не спрашивал. Мы это знаем. Я прошу вас, если хотите, настоятельно, как те люди из Москвы, организовать побыстрее „силовой акт” и, если хотите, позовите меня на подмогу. Вот что я хотел бы знать. Ведь если дойдет до баррикад, я должен понимать, по какую их сторону мне встать».

«Ответ» таков: «Пролетариат не может отказаться в целях завоевания политической власти ни от одного из методов борьбы».

«Ни от одного из методов борьбы»... Пулеметы — превосходный метод ведения борьбы, опробованный в русском эксперименте (как Николаем II, так и Лениным), он показал, что с их помощью меньшинство достаточно долгое время в силах навязывать свою волю большинству. Эта фраза из «Программы» должна была доставить удовольствие г-ну Александру Блану, называющему себя большевиком. Возможно, это смысл его жизни. Однако может ли, должен ли французский пролетариат ради завоевания политической власти обойтись без всеобщего избирательного права? Должен ли он, напротив, дожидаться, пока будет составлять большинство?

На это «ответ» таков: «Социальная революция уверена в успехе, только если настал ее исторический час, то есть момент, когда она созрела как в материальном плане, так и в умах. Партия всегда отвращала рабочих от преждевременных выступлений и от импульсивных демонстраций».

На сей раз должны быть довольны г-да Андре Лебей и Альбер Тома, такова, впрочем, и была цель тех, кто сочинял программу. Но человек с улицы всегда недоволен: если сегодня в нем не нуждаются, может быть, позовут завтра? А если не завтра, то когда?

Так же, как партия не определяет форму, она не определяет и момент.

От чего же зависит форма и время проведения революции?

«Форма революции (пролетариата) в конечном счете будет зависеть от обстоятельств (!), в частности, от природы сопротивления, которое будет противостоять ее освободительному усилию. Социалистическая партия не отступит ни перед одним из случаев, предоставленных ей пусть даже ошибками, допущенными буржуазией».

Следовательно, принцип всеобщего избирательного права — вопрос обстоятельств. Но решительно непонятно, при чем тут сопротивление буржуазии. Допустив, что этот принцип будет для буржуазии также вопросом обстоятельств (что вполне вероятно) и обстоятельства будут таковы, что буржуазный класс сочтет себя в состоянии обойтись без всеобщего избирательного права, даже не стоит вопрос о том, чтобы понять: вправе ли социалистическая партия противопоставить его силе свою силу? Слишком очевидно, что в этом случае буржуазия будет нести ответственность за революцию, а социалистам ни за что отвечать не придется. Но пока ничто не угрожает существованию всеобщего избирательного права, будет ли иметь место силовое выступление, можно ли, должно ли его осуществить? Вопрос вопросов. Человек с улицы все еще ждет ответа съезда.

«Социалистическая партия не определяет момент...» — гласит «Программа». «Как мы можем предвидеть, какую форму примет революция?» — спрашивает Леон Блюм. Однако определяет партия момент или нет, предвидит форму революции или не предвидит, все же необходимо, чтобы она ответила на вопрос, поставленный «Л’Авенир»: подходит ли настоящий момент для появления коллективной собственности на орудия труда, на обмен товаров и потребление? Если нет, партия обязана честно сказать об этом, не думая о том, будет ли это неприятно г-же Луизе Сомоно и г-ну Александру Блану.