Вдруг горячее обсуждение остановил глухой голос Баума:

– Разрешите старому махэру решить ваш спор. Если грабить, то местных.

Сидящие у костра с удивлением уставились на старика. Тот выбрался из землянки, так и не уснув из-за тянущей боли после побоев. Он хитро прищурился.

– Гитлеровцы начнут поиски, если вы отнимете оружие у солдат. Местные жаловаться на пропажу ружьишка или топора не побегут. Да и отдадут без лишних слов, крестьянам воевать неохота, им урожай важнее. Вот давайте узнаем у Франтишека, он хоть и не местный, но самый обычный деревенский житель. – Он растолкал дремлющего поляка и задал ему вопрос на польском, переводя ответы сидящим у костра. – Он крестьянин из-под Вроцлава, ненавидит фрицев и подрался с офицером, не хотел отдавать им свой плуг. Технику умеет чинить. Я спросил, отдал бы он свой инвентарь советским бойцам? Он ответил, что отдаст все свое хозяйство тому, кто освободит Польшу от германских солдат. – Баум торжествующе перевел взгляд на остальных. – Вот видите, даже отнимать не придется. Они сами все отдадут!

Но Сорока все никак не унимался:

– А если кто-то побежит в гестапо? Или устроит провокацию? Никому нельзя доверять! Нет, надо подкараулить патруль и отнять у него оружие!

Провизор молча покачал головой, дивясь его кровожадности. Наконец все разом уставились на капитана Романчука, ожидая решения негласного командира. Тот снова почесал отросшую бороду:

– Хорошо, если планируем нападение на патруль, то как мы это осуществим? Оружие, рекогносцировка местности, план действий… Все необходимо обмозговать и – тщательно.

Сорока оглянулся на Александра:

– Ну же, не молчите. Ваши предложения? Вы ведь офицер, товарищ Канунников. Какие войска?

– Связь, – неохотно буркнул Канунников. Его так же, как и Елизавету, начинало раздражать пустословие особиста.

– Плохо. – Тот поджал пухлые губы. – Лучше бы пехота или разведка. Какая тут связь, в Москву ни позвонить, ни телеграмму отбить.

Саше ужасно хотелось сказать что-нибудь едкое в ответ на то, что особые войска Сороки тем более сейчас бы не пригодились – некуда писать доносы. Но он сдержался, понимая бессмысленность возможной ссоры. Их всего восемь человек в огромном болотистом лесном массиве, а вокруг армия врага. Ссориться, доказывать, какой род войск важнее, – наиглупейшее занятие в этих условиях.

Романчук, похоже, принял решение. Он резко разрубил воздух ладонью:

– Идем на разведку с Александром. Нас теперь больше, остальные смогут остаться на охране лагеря. Сходим и поймем, насколько это реально. К станции надо идти. Но не к поселковой, на которой выходят пассажиры. Там патрули дежурят. Мы пойдем к техническому перегону. Туда отгоняют теплушки с новыми заключенными. Дальше тупик, дороги нет. Там нет ограждения, как в лагере. Хотя бы территорию путей осмотрим, проверим, сколько солдат охраняет участок. Якоб, объясните нам дорогу к перегону, как через лес пробраться.

Баум охотно закивал, вытащил из-за пазухи аккуратный блокнот и химический карандаш:

– Это сортировочная станция, техническая. Там всегда сцепку и перетасовку вагонов делали. Зять моего соседа проработал всю жизнь на станции, гонял паровозы. Помню его совсем пишэром, хороший парнишка.

– Может быть, с ним можно связаться? Он мог бы нас провезти в тепловозе дальше по железке? Вывезти с территории незаметно в сторону советской границы, – воодушевился Сорока.

На его предложение еврей лишь махнул пергаментной птичьей ладошкой.

– Ой вэй, гитлеровцы ненавидят юде. Адольф взялся перебить всех жидов в мире. Все наши там. – Он махнул рукой в сторону лагеря. – Их собрали и увезли в первую же неделю, как только немцы затопали по улицам города.