После его слов Канунников вздрогнул. Сколько же силы у этого тщедушного человечка, что вот так спокойно он может говорить о страданиях своего народа. За стенами лагеря смерти умирают его друзья, родственники, близкие.

Тем временем Василич уже раздавал указания:

– Сорока, твоя позиция у лагеря. Сук потяжелее в руки и до рассвета на наблюдении. Франтишек, поляк, переведите ему, Баум, он лезет на дерево и наблюдает за территорией по периметру.

Якоб Ааронович принялся объяснять поляку его задание, тот согласно кивал головой, тыкал пальцами и что-то говорил в ответ. Старик повернулся к огню:

– Объяснил. Если он что-то заметит, то ухнет, как филин, три раза. Я тоже пободрствую у костра. Глаза у старого Якоба уже не те, а вот слух таки как у лесного хайэ. Вам сейчас надо держаться к востоку, идти вдоль путей, где растут сосновые подросты. Их посадили, когда клали железку, вместо вырубленного леса. Наши киндэрлах любили играть там в прятки летом. Все время идете дурх унд дурх, насквозь. Пять километров, увидите вагоны – вы на месте. Перед станцией стрелка для перевода составов, дальше – отстойник и ремонтный цех. Техник-станция.

Василич внимательно следил за движениями старика, когда тот показывал направление пути. Кивнул в ответ, что-то напутственное сказал на ухо Сороке и вместе с лейтенантом Канунниковым двинулся в путь. В руках у обоих по увесистому суку, для тепла Саша обмотался толстой шалью, смущаясь про себя от своего нелепого вида. Но тело било крупным ознобом из-за ночной сырости, а верхнюю одежду уже разобрали, поэтому ему пришлось довольствоваться тем, что осталось.

Глава 4

Они пробирались почти в полной темноте, на ощупь, то и дело получая хлесткие удары ветками по лицу. Пускай уж лучше так, зато они незаметны для фрицев. В такую черную ночь часовые дремлют на своих вышках и постах, они не заметят в густой темноте две скользящие тени.

Петр Васильевич прошептал:

– Я уже вижу стрелку, давай вперед, я на ту сторону. Глубоко не суйся, приметь, где охрана, сколько народу, и назад.

Александр кивнул в ответ, припал всем телом к траве и пополз длинной ящерицей на свет фонарей, белой гирляндой обрамлявших периметр от сооружения с рычагами до серого здания с оконцами-бойницами.

Василич бесшумно скользнул по шпалам и растворился на другой стороне. Ползти пришлось недолго, уже через пару десятков метров чернота помутнела и растаяла под лучами ярких светильников. Канунников поднял голову, изучая пространство.

По обе стороны насыпи стояли деревянные вышки – близнецы лагерных постов. На маленьких площадках виднелись черные фигуры часовых. Весь периметр тупика занимали вагоны и тепловозы, расположившиеся на паутине рельсов. Рядом с небольшим домиком для работников железной дороги чернели ворота ремонтного ангара, куда загоняли вагоны и тепловозы для осмотра.

Неожиданно ночную тишину разорвал грохот открывающихся ворот. Железная дверь ремонтного цеха распахнулась, и показался заспанный солдат с автоматом наперевес, за ним второй. Потягиваясь и зевая, немцы направились к вышкам, а часовые засуетились, торопливо покидая надоевшую вахту.

Александр опустил голову и вжался всем телом в толстый слой сырых листьев. Стук сапог по деревянным лесенкам, скрип тонких дощечек под грузными телами откормленных фрицев, грохот двери. Дальше опять тишина – смена караула прошла.

Он только начал разворачиваться обратно, как вдруг загромыхало железо дверей: теперь уже десять солдат лениво выстроились по команде офицера и побрели по дороге в сторону лагеря.