Взяв деньги, Егор отправился к Бухгалтеру, петляя по переулкам, – благо тот жил не так далеко. Сказал, что от Серого. Через пару часов, подождав во дворе, он получил нужный комплект документов. Куров Егор Николаевич – так он теперь назывался.
Наслушавшись про воровскую вольницу у Серого, Пинчук решил, что работа – это для крестьян и пролетариев, и попросил Бухгалтера познакомить его с серьезными людьми. Так он попал в банду некоего Бизона. Бизон погиб в одном из налетов, и банду, несмотря на молодость, возглавил Пинчук. Подельники оценили его расчетливость, прозорливость и умение быстро гасить внутренние конфликты. Так появился Стрелец.
«Мне предъявят два обвинения – в дезертирстве и бандитизме, – прикинул Пинчук, закончив повествование. – И надо минимизировать степень моей вины. В своем изложении истории моей биографии я слегка покривил душой. Слегка, если подходить формально. Во время атаки я упал в траву, типа оглушенный взрывом гранаты. Если найдутся свидетели, что вряд ли, то что они смогут подтвердить? Упал и упал. Там многие падали, по причине смерти или ранения, половина роты. Упал, потерял сознание, а очнулся в плену. Из плена бежал. И это „слегка“ превращается в принципиальные изменения в моей судьбе. Теперь я не дезертир, а попавший в плен, да еще умудрившийся сбежать. А это большая разница. Почему сразу не пошел к властям? Да испугался. Человек слаб.
С бандитизмом сложнее, тут не просто выкрутиться – у них все козыри на руках. Правда, трупов за мной не числится. Про Кравца они вряд ли допрут – сбежал куда-то с концами, и все. Но остальное… А если договориться? Признание вины они не воспримут как сотрудничество со следствием – они и так из меня все выколотят в буквальном смысле этого слова. А если… Думай, думай, голова…».
– Почему ты двинулся на запад, к немцам, а не на восток, к нашим? А ты именно двинулся – армия наступала, немцев там уже уничтожили, в плен тебя брать было некому. А может быть, ты хотел присоединиться к РОА, к Власову? – последовал вопрос.
– Не знаю ни про какое РОА. Боялся да и соображал я тогда плохо.
– Соображал в нужную сторону, – вмешался Комов. – Ладно, с деталями твоего «пропадания» следствие разберется.
И тут Пинчука озарила блестящая идея.
– Товарищ капитан, – обратился он к Комову. – А вариант сотрудничества может смягчить наказание? И сотрудничества не со следствием, а непосредственно с вашим ведомством. Я примерно представляю, чем вы занимаетесь. Готов предоставить любопытные сведения.
Комов встрепенулся от неожиданного предложения.
– Это зависит от важности сведений, – сказал он и остро посмотрел на Пинчука.
– Это вам решать. – Пинчук задумался, формулируя сообщение. – Однажды ко мне подвалил один тип, молодой, хорошо одетый, и предложил, если без обиняков, совершать теракты, жечь, взрывать, убивать. Сумму посулил огромную. Я люблю деньги, но всегда взвешиваю риски и цену этих денег. Поэтому я вряд ли бы согласился на это с виду заманчивое предложение, но сработал один неожиданный фактор. Это был тот самый гауптман, который меня взял в плен. Свои называли его Альбертом.
Комов вздрогнул, когда услышал это имя, а Пинчук продолжил:
– Ну да, Альберт. Он говорил с легким прибалтийским акцентом, сталкивался я с такими, и по-немецки говорил очень бойко там, на опорном пункте. Кем бы вы меня ни считали, но мне в падлу было иметь дела с этим козлом.
– Ты хорошо запомнил его внешность? – перебил Пинчука Комов.
– Еще бы! – Пинчук криво усмехнулся. – Даже нарисовать могу его поганую рожу.
– Ты что, художник?
– Художественную школу в детстве окончил, – пояснил Пинчук, – и практиковался, портреты рисовал всем подряд. |