|
Самым целесообразным сейчас было заняться собой: что могут дать воспоминания и прогнозы в его положении? Он осторожно присел – ноги слушались; убедился в подвижности позвоночника, трижды коснувшись ладонями носков; потянув носом воздух, выдохнул через рот, затем – то же самое с напряжением мышц. Грудь болела, колотилось сердце, но все же тело повиновалось! Он знал массу реанимирующих приемов – у него были хорошие учителя. Знал нужные точки и каналы, способные привести в рабочее состояние печень и сердце, легкие и мозг. А главное – мог войти в транс, настроиться на бой. Через несколько минут активно заработали легкие – «биологические часы» показывали вторую половину ночи. Но главное, к чему привела коррекция энергетического состояния, – стала восстанавливаться аналитическая способность.
«Бандероль!.. – замерев в шпагате, сконцентрировался Женька. – Их интересовала бандероль. Значит, они ею не завладели. Тогда кто? Кто‑нибудь из толпы внизу? Пожалуй, нет – после сумки с крыши упал человек, кроме злоумышленника, вряд ли кто‑либо пошел на сокрытие улик. Для постороннего ценность сомнительная – отдали бы милиции… Нет, не убедительно… нет… думай! Думай!.. Стал бы этот «крутой» бросать сумку, если бы там была бандероль?.. Вот, это уже на что‑то похоже. Не стал бы определенно: из‑за нее они установили слежку за Нелединым, из‑за нее убили его… А зачем он тогда убегал? Отвлекающий маневр? Тогда где оставил – в машине? Исключено: машина вот‑вот могла взорваться, напарник был в крови и без сознания, на хвосте висели менты… Значит, когда он убегал, бандероль была в сумке? А выбрасывал он пустую сумку. Куда же она подевалась?.. Когда я вылез на крышу, он пытался спуститься в люк соседнего подъезда. Бросил туда? Но для этого нужно было знать наверняка, что он за ней вернется и что никто посторонний ее не подберет! Значит, чтобы вынуть из сумки бандероль и спрятать ее, у него были только те несколько секунд, которые он находился на крыше один…» Женька встал, сцепив сзади на шее пальцы, напряг мышцы и задержал дыхание. Глаза можно было не закрывать – все равно было темно, ни малейшего проблеска света. Гулко колотилось сердце. Мутило. Судя по состоянию, еще одного прикосновения электрошокера хватило бы, чтобы он уже никогда не пришел в себя. Палачи поднаторели в пытках, не стали добивать. Значит, он был еще нужен. Это обнадеживало. Предстояло тянуть время, идти на любые соглашения, называть любые адреса, фамилии, даты – все, о чем они станут спрашивать. Пусть проверяют! Он лег на холодный пол и расслабился: «Я – облако. Легкое, пышное, бело‑розовое, как зефир. Ветра нет, тишина, я зависло над лесным озером, я отражаюсь в озере, нет боли, нет страха, нет ничего – пустота!..» Послышались шаги, и как‑то сразу, без ключей, распахнулась дверь. Вялый сноп света проник в помещение. Им оказалась узкая длинная камера, приспособленная под хранилище спортинвентаря – тренажеры, штанги, мешки с песком и десятка полтора легких спортивных мотоциклов с номерами вместо фар. Женьку это нисколько не удивило, он давно понял связь банды с тренером по мотоболу Напрасниковым, членом партии «ВиП». Сознание вернулось к нему, но тело было заторможенным – сказалось действие релаксанта. – Поднимите его, – негромко распорядился старший. Двое послушно оторвали Женьку от пола, поставили на ноги. Лиц он не видел – только тени. – Идите, Столетник, – проговорил старший. – Все, о чем вы нам рассказали, подтвердилось. Я обещал вас отпустить – выполняю свое обещание. Ручаюсь, никто не станет стрелять вам в спину. Кто‑то из двоих подтолкнул его, он шагнул в сторону освещенного проема. «Провокация, провокация, провокация, – вертелось в мозгу одно слово, – провокация… В чем вот только она?» – Я сразу понял, что вы – человек слова, – сказал Женька, поставив перед собой задачу сразить самозваного подполковника спокойствием. |
