— Ночью? (Я кивнул) Страшный сон. А кто убит?

— Я не сказал про убийство… Но вы угадали: убита ваша сестра.

Маня смотрела на меня с таким отчаянием, что я крикнул:

— Это сон!

После жгучего молчания она промолвила:

— Вы, конечно, помните, наши озера под холмом. Мы там с папой любим гулять.

— Да, красиво.

— Позавчера ночью я там гуляла.

А ведь она сообщает мне о своем алиби!

— Вы были с папой?

— На этот раз с Тимуром Страстовым.

— Он тоже любитель?.. Во сколько?

— Поздно. Я не знаю. Он, наверное, знает.

— Тимур вас пригласил на прогулку?

— Нет, мы случайно встретились. Я была на берегу, смотрю: он подходит. Потом мне стало холодно, и мы пошли домой.

Так рассказывают дети — безыскусно, доверчиво, не углубляясь во «взрослые тонкости», — или больные. Она больная или лжет? Я внезапно разозлился.

— Фотокор, я слышал, обожает девочек.

— А вы злой. Мне уже скоро восемнадцать. Вот вы говорите, а не знаете, что он мне предложил.

— Замуж, что ли… Нет, серьезно? Да он же лет на сорок…

— Не на сорок, а на тридцать четыре!

Мне стало смешно. Сквозь идиотский смех я выговорил:

— А отец-то знает?

— А ему нечего и знать. Я с папой не расстанусь, пока он жив.

— Так вы Страстову отказали?

— Нет, пусть ждет.

— Смерти?.. Господи, какие вы все странные! Фотокор, надеюсь, вам не поддался?

— Он согласился.

— Ваш отец серьезно болен?

— Нет. Мы раньше с Юлой ходили на озера, — заговорила она задумчиво, на свои какие-то мысли. — Она со мной дружила, хотя на три года была старше. Мне было пять, а ей восемь, когда мама умерла.

— Так она умерла?

— Нам тогда сказали: уехала. Потом уже папа признался: умерла.

— А могила где?

— Могилы нет… мы не знаем где. Мы всюду втроем ходили…

— Втроем?

— Еще с Дениской Тихомировым. И в лес ходили, и в Чистый Ключ, и на станцию. Папе говорили, что в саду гуляем или в гости… ну, к местным детям. А сами потихоньку сбегали.

— Вы искали мать?

— Как вы догадались? Мы ее любили очень. Одну бонну выжили, вторую, каких папа нанимал (тогда у нас еще деньги были), и он сдался, предоставил нас самим себе.

— А в Москве вы ее тоже искали?

— Нет, только в Холмах.

— Когда она исчезла?

— В мае.

— Интересно! Вам каждую весну бывает так плохо?

Она посмотрела на меня задумчиво и опять ответила невпопад, возможно, подчиняясь какой-то логике чувств (если можно так выразиться):

— Мы с собой носили фотографию мамы и всех опрашивали. Это Денис придумал.

Я представил детей в чистом поле, старшая ведет за руку маленькую, с ними мальчик, сверкает крест, надвигается лес… в том лесу она погибла.

— Что-то давно Юла не звонила.

Я уже начал привыкать к оригинальному диалогу, даже искать внутренние связи обрывистых реплик.

— Вы часто перезваниваетесь?

— Я ее уговорила на два раза в неделю.

— Юлу надо было уговаривать?

— Они оба очень гордые.

— Отец и дочь?

Маня кивнула, вдруг спросила тихо:

— Вы ее действительно любите? — и отвела глаза, голубые, как у сестры, сейчас потемневшие, почти синие.