— И где б вы сняли?

— А где она хочет?

— Знаете такую станцию по Белорусской дороге — Чистый Ключ?

— Это последнее место на земле, где я бы… только не там! — воспламенился Вагнер. — Вы-то должны меня понять.

— Почему именно я?

— Вы не творец, а, судя по всему, человек нормальный…

Я перебил:

— Что вам про меня известно?

— Вполне достаточно, я навел справки. И хотя я лично преклоняюсь перед наукой, археология сейчас — это слезы, а не деньги.

— И что вы предлагаете?

— Я бы предложил, — Вагнер все так же беспокойно вглядывался в мое лицо, вытер носовым платком блестящую лысину, — да вы не согласитесь.

— Ну а все же?

— Пять тыщ.

— Пять тыщ?

— Баксов, разумеется. — Он болезненно сморщился. — Ну, черт с вами — десять. Это максимум.

— А что я должен сделать?

— Ничего.

— Как это?

— А вот так: по-мужски, без прелюдий. Мне говорили, вы чрезвычайно умный человек. Вы должны исчезнуть. По-хорошему. Не хотите за мои деньги — я вам грант устрою. На Святой Земле, а?

— Не надо мне ничего устраивать!

— Так уходите сами… на год, на два, на три — чем дольше, тем надежнее — в экспедицию. И все забудется.

— Что забудется?

— Вся эта катавасия.

— Кажется, я понял. Вы полагаете, будто я оказываю на вашего автора не то влияние.

— Самое не то! Она уже заговаривает о том, чтобы бросить писать. Ее возлюбленный, ядрена мать, не выносит безнравственности! Вы не знаете, Черкасов, откуда он такой взялся? С Тибета, с Арарата или с Гор Ливанских?.. Насквозь фальшивая фарисейская галиматья! Уходите, лучше — за деньги.

Я опять-таки его понял. Как там у Маркса, за какие там проценты капиталист пойдет на все?

— Иначе вы киллера наймете?

— Я вам этого не говорил.

— Но предупредили. Спасибо.

У меня вдруг запоздало объявился враг — конкретный, серьезный. Серьезный, я чувствовал, несмотря на карикатурные черты. И однако этот «готовый на все» меньше всех заинтересован в смерти Юлии Глан!

— Мы уже вышли на международную арену — мистическая проза последних времен! — шептал Вагнер страстно, как влюбленный юноша. — Уже почти все переведено на английский, на немецкий, французский перевод двух романов издан, и я уже нащупал пути к одному западному нобелисту…

— Порнографию вы хотите преподнести…

— Не порнография! — взревел Вагнер. — Не порнография! А гениальная пародия на мир антихриста.

— Кто это вам сказал?

— Нобелист и сказал. Вы знаете правила?

Нужна рекомендация кого-нибудь из предыдущих… — издатель осекся, спохватившись, что выдает коммерческую тайну. — Ну, это так, грезы, что называется.

Химеры, поправил я мысленно. Ту, самую престижную премию, по правилам, дают только живым. Благодаря Вагнеру, моя жуткая история в потаенном лесу предстала передо мной и в другом аспекте: как громкий международный скандал.

— Давайте ближе к делу, — заговорил он сдержанно, входя в третью роль (последовательные превращения: шут гороховый, тщеславный маньяк, бизнесмен). — Позавчера без четверти девять вечера Юла села за руль вашей машины, и вы отбыли в неизвестном направлении.