Затем я вслух произнесла:

— Прочь мысли о бароне! Ты превосходно выполнила его заказ, и он хорошо заплатил тебе. Будь благодарна ему за это, а об остальном позабудь.

Принесли поднос с обедом. Там была тарелка с холодным цыпленком и салат, заправленный незнакомым, но очень вкусным соусом. Еще кусок фруктового пирога и графин белого вина.

Все это было очень вкусно.

Спустя некоторое время опять пришла служанка. Она забрала поднос с тарелками, а я после ее ухода решила, что, пожалуй, лучше всего будет лечь спать. Разумеется, подобный прием трудно было бы назвать восторженным, но не следовало забывать, что меня всего лишь наняли для выполнения заказа. Я имела дело с настоящей французской аристократией, которой по части соблюдения этикета не было равных во всем мире. Завтра узнаю больше. Как бы то ни было, довольно скоро я поеду домой, в Англию, прежде чем браться за два следующих заказа (один от мадам Дюпон, а второй от мсье Виллефранша), полученных мною в тот самый вечер, когда барон представил гостям мое произведение.

Отец тогда очень обрадовался. Он сказал, что я обязательно должна взяться за эти заказы, поскольку они помогут мне утвердиться во Франции, где при поддержке столь влиятельного человека, как барон, мне будет намного легче обрести известность, чем в викторианской Англии.

— Только создав себе имя, — говорил отец, — можно диктовать условия. Имя — прежде всего. Имя — это все.

Если выйду замуж за Бертрана… когда выйду замуж за Бертрана… я должна буду настоять на том, чтобы продолжать заниматься живописью. Он не станет мешать. Бертран все понимает…

Мне повезло, что он меня полюбил. Я ведь совсем недавно приехала во Францию, но как сильно изменилась за это время!

Я сняла платье и надела халат. Затем села перед зеркалом, распустила волосы и, взяв с туалетного столика щетку, начала их расчесывать. И мысленно перенеслась в тот вечер, когда Николь прислала свою служанку, чтобы та уложила мои волосы… Бедная Николь! Она всецело пребывает во власти этого страшного человека. Хотя можно было бы сказать, что эта женщина сама виновата, поскольку не следовало становиться его любовницей. А теперь пожинает плоды своего греха…

Раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите, — сказала я.

В комнату вошла совсем еще юная девушка. Она была одета в черное платье с белым передником.

— Я пришла узнать, есть ли у вас все необходимое.

— Да, спасибо. Вас послала madame la gouvernante?

— Нет… я пришла по собственному желанию.

У нее было маленькое личико с заостренным подбородком, несколько длинноватым носом и стреляющими по сторонам озорными глазами.

Она затворила дверь.

— Вы уже устроились?

— Да. Благодарю вас.

— Вы ведь собираетесь писать портрет принцессы?

— Да.

— Вам придется очень постараться.

— Сделаю все, что могу.

— Придется. Она ведь не очень хорошенькая.

— Все зависит от того, кто как считает.

Она уселась на мою кровать. Эта служанка показалась мне чересчур нахальной, и я уже собиралась предложить ей покинуть комнату. С другой стороны, я хотела использовать возможность побольше узнать о принцессе, которой предстояло стать моей моделью.

— Что вы этим хотите сказать? — поинтересовалась она.

— Именно то, что сказала.

— Вы имеете в виду, что вам она может показаться хорошенькой, даже если все остальные думают иначе? Значит, вы собираетесь сделать ее хорошенькой на портрете?

— Я буду писать только то, что буду видеть.