После провала «Кромвеля» Оноре возвратился в свою мансарду на улице Ледигьер. Был май 1820 года, и Париж, казалось, был опьянен весною. По бульвару Ган прогуливались молодые щеголи в светло зеленых или голубых панталонах со штрипками и серых сюртуках. Завидев красотку, они приветст¬вовали ее словами: «Какой прекрасный день, мадемуазель». При этом они одновременно снимали шляпы, что приводило в смущение и заставляло краснеть девушку. В Тюильри торговцы вафельными трубочками и пирожными продавали свой вос¬хитительный товар, нараспев зазывая гуляющих: «Вот трубоч¬ки!.. Мадам! Покупайте трубочки!..». И повсюду, подобно сол¬нечным зайчикам, порхали молодые девушки, одетые в светлые платья. Они гуляли группками, взявшись за руки. Некоторые из них так радовались жизни, что делились своей жизнерадостнос¬тью с молодыми служащими, клерками, адвокатами, нотари¬усами...Нечаянно сказанная шутка в Пале Рояле, подобно искре, вызывала в Шайо в Пасси, громовые раскаты смеха и веселила весь квартал. По вечерам звучали скрипки, и молодые парочки танцевали под цветущей сиренью рядом с ресторанчиками...

Весь Париж напоминал великолепный финал оперетты разноцветными костюмами, хорошенькими поющими девушками и юношами, всегда готовыми пройтись в польке. Среди этого водоворота Оноре считал, что причиной провала его трагедии было, конечно же, одиночество. Он решил незамедлительно восстановить отношения с Сотле, своим старым приятелем по коллежу. У последнего были связи в нескольких небольших газетах, и благодаря ему Оноре стал вхож в редакции, типогра¬фии на улице Круассан и в немного затасканные круги литера¬турной богемы. Он часто бывал в кафе на левом берегу Сены, где молодые поэты, потягивая пиво, обсуждали стихи господи¬на де Ламартина; его можно было встретить на собраниях литературных обществ, где исступленно спорили о революцион¬ной поэзии. Все это было для Оноре ново. Он слушал, наблю¬дал, открывал мир. И быстро понял, что опоздал со своей трагедией по крайней мере лет на 50, что те авторы, которым он отдавал предпочтение и которым старался подражать, жили в XVIII веке и что ему совсем не известны литературные тенденции его времени.

«Так вот почему я провалился,– думал он.– В 1820 году у меня были идеи, амбиции и приемы дореволюционного писа¬теля».

* * *

В одном живописном кафе, расположенном на улице Круассан, где всегда было полно журналистов, газетчиков, поэтов и девиц легкого поведения, Оноре познакомился с писателем едва ли старше его самого, которого звали Ле Пуатевэн д'Эгревиль и который уже опубликовал большой роман, чем немало гордился.

–    Я только что получил новый заказ от моего издателя,– как то обронил он небрежно.

Оноре был восхищен этим необыкновенным юношей, кото¬рый зарабатывал себе на жизнь пером, которого издавали, читали, любили женщины... И Оноре, не раздумывая, пригласил его пообедать, забыв, что у самого в кармане всего несколько су.

К счастью, он вспомнил об этом, когда подали закуски. Съев салат из помидоров, он сложил салфетку, позвал офици¬антку и расплатился, сделав при этом вид, что ничего не произо¬шло...

–    Остальное в следующий раз,– весело говорит его новый приятель, выходя из за стола.

Ничуть не смутившись, Оноре берет его под руку и увлека¬ет на улицу. Шагая по улице Монмартр, он посвящает молодо¬го писателя в свои грандиозные планы.

–    Что вы написали?

–    Трагедию «Кромвель» в пяти актах.

Спутник Оноре пожимает плечами.

–    На трагедии сейчас нет спроса. Издатели требуют рома¬ны. Видите ли, сейчас в моде Вальтер Скотт!..

Засмеявшись, он добавляет:

–    Кроме того, нужно иметь воображение.