– Черт. – Взгляд ее упал на тончайшие белоснежные простыни.

Я тронул ее за плечо:

– Время от времени нам все‑таки надо отдыхать. Да и «Д и С» практически гарантировали, что после этого задания возьмут меня на постоянную работу.

Она снова взглянула на меня:

– «Практически» еще не гарантия.

– Знаю.

– Они этой сраной постоянной работой у тебя перед носом машут уже слишком…

– Знаю.

– …слишком долго. Нельзя так.

– Знаю, что нельзя. Но выбора у меня особого нет.

Она скривилась:

– А что, если они так и не предложат тебе ничего стоящего?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– У нас денег почти не осталось.

– Знаю.

– И скоро за страховку надо взнос платить.

– Знаю.

– Что ты заладил одно и то же? Больше сказать нечего?

Я понял, что стиснул зубы так сильно, что еще немного – и они начали бы крошиться.

– Я молча терплю, Эндж, и соглашаюсь на паршивую работу на не так чтобы очень уж приятную фирму, чтобы когда‑нибудь они взяли меня в штат, и тогда мы получим и страховку, и льготы, и оплачиваемый отпуск. Мне это все нравится не больше, чем тебе, но, пока ты не закончишь учебу и не найдешь работу, я не знаю, что еще я могу сказать или, блин, сделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему.

И она, и я сделали глубокий вдох. Лица наши раскраснелись – самую малость. Стены начали давить – самую малость.

– Ну, я просто говорю, – тихо произнесла она.

С минуту я глядел в окно и чувствовал, как страх и стресс последней пары лет копошатся внутри черепа и заставляют сердце колотиться все сильнее.

Наконец я сказал:

– Лучшего варианта я пока не вижу. Если «Дюхамел‑Стэндифорд» по‑прежнему будут держать эту морковку у меня перед носом, вот тогда  – да, мне придется пересмотреть свое отношение к тому, чем я сейчас занимаюсь. Будем надеяться, они окажутся умнее.

– Ладно, – медленно выдохнула она.

– Взгляни на дело с другой стороны, – сказал я. – В плане долгов мы в такой глубокой жопе, что деньги, потраченные на этот номер, все равно что песчинка в пустыне.

Она легонько стукнула пальцами мне по груди:

– Какой ты заботливый. Утешил, блин.

– Ну так я вообще отличный парень. Ты не знала?

– Знала, знала. – Она закинула ногу поверх моей.

– Пф, – фыркнул я.

Снаружи гудели машины – еще настойчивее, чем прежде. Я представил себе пробку под окнами. Никакого движения, ни намека на движение. Я сказал:

– Выедем сейчас или выедем через час, до дома все равно доберемся в то же время.

– И что ты предлагаешь?

– Кое‑что крайне, крайне постыдное.

Одним движением она оказалась на мне:

– Ну, сиделку мы наняли до полвосьмого.

– Времени полно.

Она наклонила голову, коснувшись своим лбом моего. Я поцеловал ее. Это был один из тех поцелуев, какие мы принимали за должное всего несколько лет назад – долгий, неторопливый. Когда мы прервались, она сделала глубокий вдох и снова склонилась ко мне. Еще один поцелуй, такой же долгий, такой же неторопливый. Энджи сказала:

– Давай еще дюжину таких же…

– О’кей.

– А потом еще немножко того, чем мы занимались час назад…

– Неплохо было, а?

– А затем долгий горячий душ…

– Я только за.

– А потом поедем домой, к дочке.